Карен Локвуд - Идеальная пара
— Обними меня еще, Макс, — шепотом попросила Иоланда.
— Ты даже сама не понимаешь, что говоришь, — отозвался он.
— Макс, ни один из нас даже не знает, доведется ли ему снова увидеть солнечный свет, а ты беспокоишься о каких-то правилах приличного поведения для щепетильных особ. Обними же меня. Ну, разве тебе не хочется?
У Макса уже несколько дней было сильное желание прижать ее к своей груди, а этот спектакль перед головорезами взволновал его кровь и заставил сердце колотиться сильнее. Все ведь было проделано лишь для того, чтобы ввести сброд в заблуждение, и тогда Макс контролировал себя. Но здесь, в этом сарае, где он вряд ли сможет сдерживать свои чувства… нет, она просила слишком многое. Но едва он подбадривающе погладил ее по спине и поцеловал в волосы, как все разумные доводы уступили место другому чувству.
Руки Иоланды проскользнули под открытую сорочку Макса.
— Ты же весь в крови! — вскрикнула она.
— Тс-с. Тихо, — Макс прикрыл ей рот своей ладонью. — Это просто вода и небольшая царапина. Ничего серьезного.
Виолетта прикоснулась своей рукой к щеке Макса, и он забыл, где находился, голова его пошла кругом.
Нежно держа ее за руки, Макс осыпал поцелуями лицо Иоланды, страстными, требовавшими ответа поцелуями. Иоланда дрожала от неведомого ей чувства. Ее руки обвивались вокруг Макса, а от того, что он дразнил ее губы своими, ее страсть усиливалась, ее влекло к Максу, подобно тому, как Луна притягивает к себе воды прилива. Желание волнами накатывалось на нее и отступало, увлекая за собой, кружа в своем водовороте страстей. Наконец голова Иоланды пошла кругом, а все вокруг покрылось туманом.
С проворностью опытного любовника, который наверняка знал, что надо делать в такой ситуации, он снял с нее корсаж.
Грудь Иоланды вздымалась и опускалась от частого дыхания. Она осыпала шею Макса дождем поцелуев. Он поцеловал ее сначала в губы, затем в ямочку у шеи, а потом перешел вниз, к ее груди. Иоланда вся дрожала от прикосновения его губ. Их ласки становились все неистовей, два дыхания сливались в одно. Они уносились в этом пьянящем разум потоке ощущений. Дрожа от наслаждения, Иоланда, уже наполовину принадлежавшая Максу, с непреодолимой силой хотела принадлежать ему полностью.
Его язык продолжал дразнить ее, проникая все глубже в рот Иоланды. А рука, повторяющая движения языка, ласкала самые сокровенные места ее тела. Она вела себя, как шлюха. И если это было продолжение маскарада, то Иоланда явно не желала его прекращать. Луна уже садилась, полоска пробивавшегося в щелку света упала на его лицо, осветив глаза, полные непреодолимого желания. Иоланда глубоко задышала, а Макс целовал ее снова и снова, и они упали на душистое сено, уже не в силах справиться с нахлынувшими на них чувствами, не в силах остановиться. Ее сердце ныло, ее непреодолимо влекло в объятия Макса. Следующие несколько минут были наполнены горячим шепотом, лихорадочными ласками, когда их страсть, которую уже нельзя было обуздать, выплеснулась наружу. Он вошел в нее резким движением, и она почувствовала короткую вспышку боли, но вместе с ней и растекающееся по телу блаженство. Они лежали, наслаждаясь единством их тел. Как идеально подходили они друг другу. Их страсть накатывала волнами, как тот вечный прилив и отлив, которые наступали на берег где-то там внизу, то накатывая на него, то отступая, пока, наконец, она, как и Макс, не потеряла всякую осторожность и не отдалась во власть наивысшему блаженству. Но умереть таким образом, привлекая к себе внимание преследователей, было бы, конечно, грешно и глупо. Издалека, от бухты, до них донесся звон колокольчика. Это был сигнал, что им пора идти. Он крепко прижал ее к себе.
— Останься со мной, моя дорогая шлюха… мне необходимо объяснить тебе, что только что произошло между нами и что это для меня значит… Я буду защищать тебя до тех пор, пока не придет следующая лодка…
Но следующей лодки могло и не быть. «Никому нельзя верить»… Она схватила свои перчатки и вырвалась из объятий Макса.
— Я знаю, что это было, Макс. Мы просто продолжали играть наш маскарад, я — как шлюха, а ты —…
— Нет, послушай…
«Никому не верь», — говорил ей брат. И ей пришлось вырваться и убежать от Макса. От притаившихся в засаде бандитов, которые поджидали ее, чтобы схватить. Она бежала все быстрее и быстрее. У нее не оставалось ничего, даже здравого смысла. Ей надо было лишь убежать. Прямо сейчас.
Виолетта смотрела снизу вверх на Макса, все еще раздираемая своими чувствами к нему и пережитыми месяцами страха. Смеет ли она верить нежному взгляду его глаз и своему сердцу, рвущемуся к Максу? У нее был всего лишь один вопрос, ответ на который Виолетте необходимо было знать, но, чтоб задать его, ей пришлось собрать все свое мужество.
— Ты считаешь, что я шлюха, Макс?
Его ответ был понятен и без слов. На лице Макса промелькнула тень раскаяния, а в глубине темно-синих глаз появилась глубокая грусть. Затем он привлек Виолетту к себе и прижал ее лицо к своей груди.
— Когда мы там прятались одни и ожидали захода луны, маскарад был закончен. Я не притворялся. И для меня ты никогда не была шлюхой.
— И даже сейчас? — прошептала Виолетта, пряча свое лицо у него на груди.
— Джентльмены не любят распутных девиц и простолюдинок… Если, конечно, это не благородная леди, нарядившаяся в их одежду, — он взял ее за руки и нежно сжал их. — Я любил именно тебя, а не твой маскарадный костюм, — добавил он.
Она смотрела в его глаза, заставляя себя поверить в это, и в то же время страшась отказаться от своей уже ставшей привычной роли и стать самой собой.
— Виолетта, — продолжал Макс, — когда ты вошла в мой дом в наряде ученицы перчаточника, это было подобно чуду. И поэтому я чуть не сошел с ума, когда ты снова исчезла. Все в Лондоне считают меня сумасшедшим, и они правы. Я потерял голову от любви, а полюбил тебя еще с тех пор, как мы впервые встретились, еще тогда, когда я сопровождал тебя по Франции. Ты слышишь, что я говорю, Виолетта? — голос Макса дрожал. — Это был не маскарад. Когда я целовал тебя… и потом… все это было не притворством, все по-настоящему. Если бы ты тогда не убежала от меня, если бы лодка опоздала хотя бы на две минуты… Я бы сказал тебе это еще тогда. Не было никакого маскарада, все было таким же неподдельным, как этот наш разговор.
Макс покорно стоял, опустив голову, словно подсудимый в ожидании вынесения приговора. Виолетта могла обречь его на жизнь без любви или помиловать.
