Джейн Арбор - Кипарисовая аллея
У Аликс были все основания для таких мрачных мыслей. Во-первых, Леоне уехал по делам в Милан и взял с собой Венецию, собираясь погостить с нею несколько дней у друзей в Болонье. Во-вторых, Микеле, пользуясь отсутствием брата, умудрялся пропадать почти каждый день, а периодически и почти всегда неожиданно появляясь дома, увертывался от вопросов, на которые ему не хотелось отвечать.
«Все-таки не гожусь я на роль «приманки для диких уток»», — думала Аликс, разрываясь между симпатией к своенравному Микеле и жалостью к его бедной матери, безропотно сносившей все его выходки. Стоило Аликс попытаться призвать его к порядку, как он упрекнул ее в том, что она перешла на сторону врага. «Кот спит — мыши ликуют», — процитировал он итальянскую поговорку и в ту же ночь сбежал из дому, а на следующее утро объяснил свое отсутствие тем, что накануне сильно припозднился и решил переночевать в своей квартире на Трастевере.
Леоне и Венеция вернулись за день до дня рождения Аликс. Синьора пребывала в самом, что ни на есть приподнятом настроении, и Леоне сразу же заметил это. Но в беседе наедине Аликс пожаловалась ему на частую смену настроений синьоры за время их отсутствия.
О поведении Микеле Аликс предпочла умолчать, зато с удовольствием рассказывала о тех случаях, когда он сопровождал их с синьорой куда-нибудь.
— Он возил нас в ресторан и по магазинам. Ваша мачеха настояла на том, чтобы он купил мне ко дню рождения подарок — вечернее платье. Она заставила Микеле раскошелиться, и я не могла отказаться.
— Но как у вас могла возникнуть мысль о том, чтобы отказаться? Тем самым вы могли лишить ее радости. А чем еще вам удалось ее заинтересовать?
— А еще мы вместе ходили к Росси и сделали себе прически. Это была ее идея. — Потом, решив, что достаточно подсластила приготовленную пилюлю, Аликс вдруг сказала: — Но не все шло так гладко. Мне не всегда удавалось найти с ней контакт. И все же две вещи я поняла четко. Во-первых, она испытывает потребность быть кому-то нужной. А во-вторых, ей скучно.
— Скучно?!
— Да, скучно, — уверенно повторила Аликс. — Потому что, как мне показалось, ей давно уже нечем заняться.
— Нечем заняться?! — возмутился Леоне. — А как давно она вообще способна что-нибудь делать? Как давно хочет заняться хоть чем-нибудь?
Аликс упорно стояла на своем:
— Между прочим, она перечислила мне множество вещей, которые хотела бы делать, если бы была уверена, что это кому-то нужно.
— Какие, например?
— Ну, например, когда у нас зашел разговор о женских платьях, она сказала, что очень любит шить и всегда этим занималась. Очень сокрушалась, что вынуждена приобретать одежду в модных салонах, и призналась, что с тоской смотрит в магазинах на роскошные ткани, представляя, какие вещи могла бы из них сшить. А еще она могла бы готовить, только давно уже не заходила на кухню. Даже не отдавала распоряжений повару. Давно не покупала продуктов. Даже не заказывала по телефону. Всем этим занимаетесь вы — составляете бюджет, нанимаете и увольняете прислугу, выплачиваете жалованье. Даже следите за парком! Она утверждает, что ей бы просто никто не позволил взяться за тяпку или выдернуть несколько сорняков. Поверьте мне, ваша мачеха страдает от того, что ей не дают возможности пошевельнуть пальцем ради себя или домашних. Она изнывает от ничегонеделанья, как изнывала бы на ее месте любая женщина. Так уж мы устроены, — заключила Аликс.
— Значит, я лишаю ее свободы действий? Что же вы предлагаете? Купить ей швейную машинку и заказать рулон фланели для детских пеленок? А может, мне избавиться от пары садовников?
— Швейная машинка у нее уже есть, как вам известно, и заказывать ничего не надо. Она сама выберет ткань и решит, что шить. А в парке можно отвести ей отдельный уголок, за которым она ухаживала бы по своему усмотрению и где могла бы… творить. Вам же хватило мудрости не возражать, когда она предложила отметить мой день рождения дома? Вам надо почаще забывать о своем богатстве и главенстве и поменьше принимать за нее решения. Да и за остальных тоже. Людям необходимо совершать свои собственные ошибки. Чтобы учиться на них. А если вы считаете, что это опять моя «доморощенная» психология, тогда извините. Только я не сомневаюсь в своей правоте.
— Возможно, вы и правы, — согласился Леоне. — Но только в отношении моей мачехи. В остальном вы не можете быть так категоричны, ибо еще слишком молоды и неопытны. Итак, я, по-вашему, богат и властен, и оба эти обстоятельства возмущают вас?
— Только когда вы пользуетесь ими, чтобы управлять людьми, — уточнила Аликс.
Он рассмеялся:
— Даже не будь я богат и самостоятелен, я бы все равно стремился к первенству во всем. Просто вы, как это свойственно женщинам, пытаетесь убедить меня стать тем, чем я не стану никогда.
— Ничего подобного! — возмутилась Аликс. — Вы обобщаете. И уже во второй раз я слышу этот пренебрежительный тон, напоминающий мне о том, что я женщина. Судя по всему, у вас весьма заниженное представление о женском поле.
Леоне пожал плечами:
— Всяк разумеет по-своему.
Аликс задумчиво смотрела на него:
— Жаль!
— Жаль? Чего же?
— Жаль, что у вас нет веры в людей, в частности в женщин. Жаль, что вы притворяетесь циником. Именно притворяетесь, потому что на самом деле вы не такой.
Он снова рассмеялся:
— Надо полагать, циником вам представляется тот, кто не желает зависеть от женщин и становиться подкаблучником? Благодаря какому же счастливому обстоятельству удалось мне избежать этого ярлыка? И удалось ли?
Аликс слегка смутилась:
— Я знаю вас совсем мало, однако заметила, что вы заботливы к мачехе и внимательны к Венеции.
— Ага, значит, я все-таки заработал положительные очки? Благодаря вниманию к мачехе и кузине. А как насчет взаимоотношений между вами и мной?
— Между вами и мной — совсем другое дело. Наши отношения чисто деловые.
— А мне показалось, вы не считаете свое пребывание здесь новой работой. Для вас это скорее акт милосердия, не предполагающий особой сердечности. Так ведь?
— Тут важно уточнить, что вы подразумеваете под словом «сердечность»?
— Я имею в виду теплоту человеческих отношений. Но вы, похоже, предпочитаете оставить их чисто деловыми и забываете при этом, что вам их навязали. Но вам, судя по всему, не хочется быть замешанной в этом деле?
— Я уже замешана, хочу того или нет.
— Только в отношении моей мачехи, — согласился Леоне. — К ней вы питаете сочувствие и жалость, с нею у вас установилось взаимопонимание. Но от остальных вы предпочитаете держаться на расстоянии. Вам это кажется более безопасным.
