Мишель Селмер - За рамками приличия
В голосе Адама, когда Кэти позвонила ему, чтобы сообщить, что все прошло благополучно, послышалось облегчение:
— Обещаю, ничто не помешает мне сопровождать тебя в следующий раз.
Мать Кэти часто вспоминала, что ее беременность бывала заметна очень рано, так что Кэти не удивилась, когда однажды утром не смогла застегнуть джинсы.
— Разве это плохо? — поинтересовался Адам, когда она пожаловалась ему. — И разве ты не говорила, что внешние проявления беременности тебя не волнуют?
— Не волнуют, — подтвердила Кэти, — но я больше всего на свете ненавижу ходить по магазинам.
Адам расхохотался и назвал ее уникальной.
Стараясь оттянуть неизбежное, Кэти еще некоторое время носила свои джинсы, но когда не стала застегиваться и молния, а пуговицы на кофточке уже некуда было переставлять, мать повезла ее в магазин за новой одеждой.
За неделю до очередного визита к врачу Кэти начало казаться, что она разрывается пополам. Она очень хотела увидеть Адама и очень боялась этого. Да, они теперь практически каждый день разговаривают по телефону, но встретиться с ним лицом к лицу…
В пятницу, когда Кэти, закончив дела, легла подремать, ее разбудил голос матери:
— Проснись, родная. У нас гости.
Кэти села на постели и зевнула:
— Какие гости?
— Пойдем, сама увидишь.
Она вскочила и подошла к окну. У дома стоял маленький спортивный автомобиль. Кто приехал? Затем Кэти увидела отца, стоящего у сарая с каким-то мужчиной, которого она с такого расстояния не узнала.
Заинтригованная, Кэти быстро оделась и привела себя в порядок. Спустившись по лестнице, она заглянула в большую комнату. На диване стояла дорожная сумка. Может, какой-нибудь дальний родственник неожиданно решил нанести им визит?
Выйдя во двор, она бросила взгляд на машину гостя. Номера техасские, но машина незнакомая и очень дорогая. Значит, это богатый родственник.
Кэти направилась к сараю. Таинственный незнакомец, услышав ее шаги, обернулся.
— Кэти, смотри, кто к нам приехал! — воскликнул отец.
Сердце ее подпрыгнуло.
— Привет, Кэти, — сказал Адам.
Ее первым порывом было броситься в его объятия, но она сдержалась. Тем более что рядом стоял отец.
— Что ты тут делаешь? Мы идем к врачу только в среду.
— Я решил приехать заранее, чтобы на этот раз уж точно пойти с тобой. А твоя мама приглашала меня в любое время погостить у вас.
— Ну хорошо. — Мистер Хантли глядел то на нее, то на Адама. Кэти видела, что отец не очень доволен приездом гостя, но старается этого не показать. — Пойду посмотрю, что там с обедом.
Обед интересовал пожилого фермера только тогда, когда наступало время его съесть, и это был просто предлог оставить их вдвоем. Кэти была ему за это благодарна.
Адам внимательно посмотрел на нее и протянул:
— Ну, ты выглядишь…
— Беременной? — договорила она.
Он усмехнулся, и его усмешка была такой прекрасной, что у Кэти ослабли колени. Она скучала по улыбке Адама. Скучала по нему.
— Я хотел сказать — замечательно. Беременность тебе явно идет.
Она положила руку на свой округлившийся живот:
— Доктор Хог уверяет, что у него никогда не было пациентки, которая бы так хорошо с этим справлялась. Если бы не мой большой живот и непреодолимое желание поспать после обеда, я бы и не догадывалась, что беременна.
Адам взглянул на ее живот:
— Можно, я коснусь?
Этого-то она и боялась. Адам часто говорил, что ему не терпится дотронуться до ее живота и нащупать ребенка, но она прекрасно знала, что бывает, когда он к ней прикасается. Однако отказать ему Кэти не могла. Это было очень важно для него.
— Конечно, — пролепетала она.
Рука Адама была такой большой, что покрыла практически весь живот, а тепло его ладони проникло сквозь ткань и согрело ей кожу.
— Ты чувствуешь, как ребенок шевелится? — спросил он.
— Иногда возникает ощущение, будто кто-то машет крылышками. Но я читала, что это могут быть просто мышечные спазмы. Настоящих толчков я пока не чувствую.
Ощущение мужской руки на ее животе согрело Кэти изнутри, а сила притяжения между ними приближалась к критическому значению. Если он сейчас же не отойдет, она совершит какую-нибудь глупость…
— Я скучал по тебе, — признался Адам.
Кэти не могла бы сопротивляться, даже если бы захотела. Она обняла его, спрятала лицо у него на груди и прошептала:
— Я тоже.
Это было и прекрасно, и страшно, потому что любовь разгоралась в ней с новой силой. Впрочем, она никогда и не угасала.
Что, если ей не дано преодолеть это чувство?
Колокол зазвонил к обеду, затем мама позвала их:
— Вы, двое! Пора за стол!
Кэти неохотно отпустила Адама и тут же решила, что, пока он здесь, ни объятий, ни прикосновений больше не будет. Он, похоже, может включать и выключать свои чувства, но для нее это невозможно.
Происходило что-то странное.
Раньше, когда Бекка привозила сюда Адама, все чувствовали себя неуютно, разговор не клеился. Может быть, потому, что самой Бекке было неприятно бывать в родном доме. Этим она словно перечеркивала свою новую жизнь с Адамом. А сейчас всем было весело, все искренне радовались обществу друг друга.
После ужина отец повел Адама посмотреть конюшни, а Кэти с матерью уселись на пороге.
— Не люблю признавать, что ошибалась, — начала миссис Хантли, — но ты была права насчет Адама. Он хороший человек. Вероятно, если бы твоя сестра чувствовала себя тут своей, он тоже стал бы своим.
— Я отчаялась понять, почему Бекка поступала так, как поступала. Может быть, если бы она была жива, то постепенно изменилась бы.
— Все может быть, — вздохнула мать. Некоторое время они сидели молча, потом мать заметила, как бы невзначай: — А ведь Адам за обедом не мог глаз от тебя отвести.
От Кэти это тоже не укрылось. Как только их взгляды встречались, она чувствовала, как странная искра пробегает по ее нервам, а сердце на секунду замирает. И едва могла есть.
— И что ты об этом думаешь? — спросила Кэти.
Мать пожала плечами:
— Мужчина так не смотрит на женщину, если она ему не нравится.
— Мне этого мало. Я хочу все. Я этого достойна. А Адам… он, ну, недоступен.
— Ситуации меняются.
— Но не наша.
Кэти хотелось продолжить беседу, но пришли Адам и ее отец, и разговор оборвался.
Потом они все вместе сидели на пороге и смотрели на закат, пока часов в десять не стало прохладно.
Родители расположились у телевизора. Мама сказала Кэти:
— Почему бы тебе не устроить Адама в голубой комнате? — И, поймав удивленный взгляд дочери, добавила: — Она — лучшая из двух.
К тому же рядом со спальней Кэти. И ванная общая. А зеленая комната расположена на другой стороне коридора.
Уж не собирается ли мама свести их? Она хочет видеть Кэти счастливой, а вместо этого причиняет ей боль.
— Сюда, — позвала она Адама и пошла по лестнице.
Он подхватил свою сумку и направился за ней. Его тяжелая поступь, казалось, отдавалась в ее ступнях и возбуждала нервные окончания.
Когда они оказались на верхней ступеньке, Сильвестр, выскочив из засады, попытался потереться о ее ноги.
— Кровожадный кот, — бросил Адам.
— Кровожадный?!
— Он сделал со мной то же самое в мой прошлый приезд. Я едва не свалился с лестницы.
— Когда он был совсем маленьким, лошадь стукнула его копытом. С тех пор он в основном сидит наверху и прячется.
— И открывает двери, — добавил Адам с улыбкой.
Кэти все поняла. Если бы Сильвестр не открыл дверь ее комнаты, Адам никогда бы не увидел ее обнаженной и, возможно, все пошло бы по-другому.
Хотя вряд ли. При таком сексуальном влечении они неизбежно оказались бы в постели.
— Ну, вот, — сказала Кэти, заходя в комнату. — Это не «Ритц», но белье свежее, а в ванной есть чистые полотенца.
Дверь за ее спиной захлопнулась. Она обернулась и увидела, что Адам стоит, прислонившись к двери, и смотрит на нее так, словно хочет проглотить.
«О Боже, дай мне сил!»
— Не смотри на меня так, — пробормотала Кэти.
— Как — так?
— Будто я лучшее блюдо твоего меню. Я не могу, Адам.
Не могла, но хотела. Хотела просунуть руки под его рубашку, положить их на его широкую, мускулистую грудь, кожей почувствовать его кожу.
Адам шагнул к ней, и ее сердце бешено забилось.
— Я просто хотел спросить, могу ли я потрогать ребенка. Больше ничего.
Как только его рука дотронется до ее живота, она не сможет сопротивляться, потому что хочет его всем своим существом.
— Может быть, завтра, — ответила она. — Сейчас я хочу лечь спать.
— Еще только десять часов.
— Но я встаю в пять.
— А как насчет прощального поцелуя?
— Не стоит.
— Почему?
Она спросила, теряя последние силы:
