Дениз Робинс - Сладкая горечь
Арман уставился на фото. Взор его туманил гнев. Да, вот он, собственной персоной, — златокудрый красавец с наглой ухмылкой. Он сидел за столиком в «Кафе де Пари» в Лондоне, рядом с ним — белокурая девушка. Под снимком была Подпись: «Мисс Лилиас Фицбурн и мистер Клиффорд Калвер смотрят кабаре Ноэля Коварда на вечеринке в честь двадцатилетия мисс Фицбурн».
— И что ты хочешь от меня услышать? — резко осведомился Арман.
Рейн только пожала плечами. Сначала фотография Клиффорда причинила ей безмерную боль, за которой последовала мучительная ревность, какой она раньше никогда не испытывала. Это было унизительно. Раньше она считала себя неревнивой и терпимой к мужским слабостям. Но эта ревность была рождена долгими неделями страданий, неизвестности и негодования. С внезапной злостью Рейн швырнула журнал на песок, потом отвернулась и уткнулась лицом в ладони.
Смотреть на такое проявление эмоций и знать, что все это из-за такого подонка, — было выше сил Армана. Он не выдержал и погладил ее по голове.
— О, Рейн, сердце мое… любимая… ну не надо снова так расстраиваться! — умолял он.
Девушка повернулась и, прижав руки к щекам, взглянула на него. Из глаз ее текли слезы. Этой пытки Арман уже не мог вынести.
— Ради всего святого, не надо так убиваться из-за этого человека, — хрипло попросил он.
В совершенном неистовстве она воскликнула:
— Ну почему, почему я так злюсь?! Я ведь на самом деле больше не люблю его! Правда, Арман, не люблю…
— Тем лучше!
— А ты тоже так страдаешь из-за меня? — спросила она с женской непосредственностью.
— Да, — ответил он, склонившись к ней и крепко схватив за запястье.
Рейн смотрела в темные горящие глаза, которые были совсем близко.
— Я всегда буду из-за тебя страдать, всегда, — проговорил он сквозь зубы. — Я люблю тебя больше жизни, и каждый вздох приносит мне страдание. Я страдаю, Рейн, очень страдаю. О, Рейн, если ты только могла бы меня полюбить…
Она прерывисто вздохнула.
— Ты ведь не стал бы клясться мне в любви, чтобы потом бросить ради другой девицы, правда?
— Бог мой! Только дай мне шанс доказать тебе это! Дай мне возможность показать свою преданность. Я буду твоим верным слугой всю жизнь — до гроба… и после, — выпалил Арман с порывистой страстностью латинского темперамента, но девушка знала, что он говорит искренне. Одним из главных достоинств молодого француза была его беспримерная честность.
И вдруг Рейн впервые в жизни почувствовала, что хочет пожертвовать собой ради другого; дарить любовь не только потому, что ей так хочется, но потому, что ее любовь отчаянно нужна. Ей захотелось сделать Армана счастливым, Сказать матери, и бабушке, и Клиффорду: «Я помолвлена. Я выхожу замуж за Армана де Ружмана». Внезапно она схватила его за руку и прошептала:
— Арман, ты женишься на мне?
Молодой человек вдруг почувствовал, что не только его сердце на мгновение перестало биться, но и весь мир вокруг замер и затих. Затем все ожило — сердце забухало, как кузнечный молот. Он так сильно сжал руку девушки, что та поморщилась.
— Рейн, ради бога, не играй со мной, — взмолился он.
— А я не играю. Я серьезно.
— Ты хочешь выйти за меня замуж?
— Да. Ты ведь этого тоже хочешь, не так ли?
Он провел рукой по взмокшему лбу.
— Ты же знаешь, что да. Ты знаешь, что я тебя боготворю, но…
— Тогда давай обручимся, — перебила его Рейн.
Арман присел и уставился на нее, не в силах поверить своим ушам.
— Ты же шутишь… ты с ума сошла!
— Очень хорошо — пусть я сошла с ума. Ты только согласись. Надеюсь, ты не откажешься принять мое предложение? — прибавила она с истерическим смешком. Она смеялась, но глаза у нее были несчастные.
— Ты все еще любишь его, — сказал он, сдерживая ярость. — Не отрицай. А мне предлагаешь жениться только из жалости.
— Нет, не из жалости, а потому, что хочу быть счастлива с тобой и сделать тебя счастливым.
— Но…
— Ах, Арман, Арман, не надо ничего анализировать. И не задавай вопросов. Просто скажи, что ты меня обожаешь и что мы с тобой будем очень счастливы. У нас ведь так много общего — так почему бы нам не пожениться?
— Ты должна понимать, что я положу всю мою жизнь ради этого. Но, Рейн, поспешно такие дела не решаются. Тебе надо все обдумать. Я боюсь, что ты сейчас делаешь это в минуту… ну… злости. Я не вынесу, если потом ты будешь об этом жалеть.
— Я ни о чем не пожалею. Я буду с тобой очень счастлива, Арман, — сказала она четко и ясно, — и больше никогда не стану думать о Клиффорде. Даю тебе слово.
— Я согласен, если только ты поклянешься, что тебе это принесет успокоение.
Вот тут она перестала быть такой категоричной:
— Ну хорошо, давай немного подождем со свадьбой, посмотрим… но немедленно объявим о нашей помолвке, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать достойной твоей огромной любви, Арман.
Он побагровел, потом побелел как полотно.
— О господи боже! Это я должен пытаться заслужить тебя. Ты оказываешь мне такую большую честь… я об этом даже мечтать не смел.
Она прижала его ладонь к своей щеке полным очарования нежным жестом.
— Мой милый, глупый Арман, такой славный, боюсь, мне без тебя уже не обойтись. Ты так мне нужен, Мой Арман.
Он разжал ее пальцы, коснулся губами теплой ладошки и, чуть помедлив, сдавленным голосом пробормотал:
— Моя любовь! Боже, как я счастлив! Я не могу в это поверить.
Она взлохматила его волосы и принялась легкомысленно болтать:
— Ах, как будет весело! Ты станешь самым знаменитым художником во Франции, напишешь десятки моих портретов. Это будут шедевры. Я стану тебе помогать и в твоей архитекторской работе. Обожаю заниматься дизайном. Мы ведь поселимся здесь, во Франции, да? Мне не нужно будет уезжать в Лондон, ну разве только иногда, ненадолго. Мы будем жить в Мужене, если сможем снять там небольшой домик, а если нет — скажем, чтобы бабушка отдала нам одно крыло в Канделле. Давай даже на свадьбу не поедем в Лондон. Обвенчаемся в маленькой церквушке в Мужене…
Арман слушал ее как зачарованный; он все еще не верил в то чудо, которое с ним свершилось, и продолжал покрывать ее ладонь поцелуями. Через минуту Рейн попросила:
— Подай мне журнал.
Она вырвала фотографию Клиффорда, разорвала ее на мелкие кусочки и закопала их в песок.
— Вот видишь, — сказала она с детским удовлетворением, — видишь, как я к нему отношусь.
Армана терзали сомнения, и глубоко в душе он спрашивал себя: а не была ли вся эта бравада лишь желанием досадить и отомстить Клиффорду? Но он был слишком влюблен, чтобы возражать.
