Шарлотта Хьюз - Плут
— Что, еще один футболист?
Дикон быстро оглянулся и вздохнул, узнав патрульную машину шерифа Басби с синей мигалкой на крыше.
Когда двадцать минут спустя Кетти и Дикон, появились во дворике, Коуди мерила пол шагами. Она буквально слетела с лестницы к машине.
— С тобой все в порядке? — спросила она у дочери, едва та успела вылезть из машины.
— Конечно, ма. Дикон и я только что…
— Я знаю, что ты делала с Диконом. И ни минуты этого не одобряла и не одобряю.
Коуди скрестила руки и притоптывала ногой, показывая Дикону свое резкое неодобрение.
— Мне только что звонил шериф Басби. Дикон и Кетти переглянулись.
— Послушай, Коуди, я тебе все объясню, — начал он.
— Правда? — поинтересовалась она сладким голосом. — Рада буду послушать.
— Мы немного повеселились, вот и все.
— Повеселились? Ты называешь нарушение закона весельем?
— Мы что, банк ограбили? Я позволил Кетти попрактиковаться в вождении автомобиля…
— Без водительских прав? — спросила Коуди. Она сверкнула глазами, повернувшись к дочери. Ее пока не отпустило чувство страха после звонка Басби. Она уже напредставляла себе всевозможные ужасы, по большей части связанные с Кетти и Диконом, лежащими бездыханными и искалеченными посреди обломков его автомобиля.
— Хотела бы я узнать, почему ты считаешь возможным ездить по городу с моей дочерью. Ты можешь себе вообразить, что я чувствовала, когда мне стали звонить, говоря, что видели вас, направляющимися к строящемуся зданию школы? Можешь вообразить?
И вновь она чувствовала себя бездарной матерью, не способной и пальцем тронуть дочь, чтобы та не вытворяла.
Дикон разъярился:
— Так вот оно что! — закричал он. — На самом деле ты расстроилась вовсе не из-за того, что твоя дочь ездит в машине без прав, а потому, что люди предполагали нечто другое…
Когда Коуди открыла рот, чтобы возразить, он оборвал ее:
— Ты лицемерка, Коуди.
— И что ты хочешь этим сказать?
— Да только то, что ты можешь говорить, что угодно о том, насколько ты уверена в моей невиновности, но когда доходит до дела, ты веришь мне не больше, чем все остальные.
— Не правда.
— Неужто? Ну, успокойся, я и не касался девочки, — чуть не прорычал он. Больше близко не подойду, — и секундой позже он захлопнул за собой дверь.
Но когда Коуди повернулась к дочери, она увидела, что по щекам у нее катились слезы.
— Большое спасибо, мамочка. Сначала я потеряла лучшую подругу, а теперь и Дикон не желает иметь со мной дела.
И, не сказав больше ни слова, она убежала к себе в комнату.
Было почти одиннадцать часов вечера, когда Коуди постучалась к Дикону. После того, как она целый вечер дулась, Кетти рано улеглась спать и только чуть фыркнула, когда Коуди зашла к ней в десять. Стоя перед дверью в ожидании его ответа, Коуди вытерла свои руки о шорты и глубоко вздохнула. Она заговорила, как только Дикон открыл дверь.
— Мы можем поговорить?
— О чем нам говорить?
— Я пришла извиниться.
Дикон открыл дверь и шагнул в сторону, пропуская ее вперед.
— Садись, — он указал на диван и, подождав, когда она усядется, сел напротив нее на стул.
Коуди подумала, что он ничем не напоминал звезду кантри-вестерна, объездившего весь мир и певшего миллионам. И все же он был как-то по-особенному красив, несмотря на простецкие штаны и обыкновенную тенниску.
— Я чувствую себя по-идиотски, — призналась Коуди. — Не только потому, что волновалась из-за Кетти, но и из-за того, что близко принимала к сердцу мнение посторонних. Но это привычка, от которой не так-то легко отказаться, когда она создавалась целых двенадцать лет. Но я хочу, чтобы ты знал, я вовсе не боялась, что ты можешь сделать для Кетти зло, Когда он с сомнением посмотрел на нее, она продолжала:
— Ты должен верить мне, Дикон.
— Итак, ты была больше озабочена тем, что могут подумать, если увидят меня и Кетти вместе. Я не уверен, что хуже, Коуди.
— Она моя дочь, и я хочу защитить ее от пустых сплетен. Ты не можешь винить меня за это, Дикон.
Коуди помолчала и вздохнула.
— Когда ты одна, люди всегда критикуют тебя и постоянно указывают, в чем ты ошибаешься в воспитании ребенка. Возможно, я слишком эмоциональна, потому что всякий раз, когда я совершаю малейшую ошибку по отношению к Кетти, я чувствую себя полной неудачницей. И не могу мириться с таким ощущением.
Коуди снова помолчала.
— Иногда мне кажется, что я потерпела крах во всех своих начинаниях…
— При наличии мужа ты все равно не избежала бы критики, — возразил Дикон. — Так уж повелось…
Она снова задумалась.
— Я всегда старалась быть для Кетти всем — матерью, старшим товарищем, другом. Прочла немало книг о воспитании. Я не смогла в совершенстве овладеть искусством быть хорошей матерью.
Коуди горько улыбнулась.
— Например, вчера дважды мне звонили и спрашивали, знаю ли я, что Кетти развлекается в твоей машине. Я подумала, что, вероятно, я ужасная мать, если не знаю, где моя дочь и чем она занимается.
Он задумался.
— Но, по-видимому, ты и не можешь знать, где Кетти бывает в течение дня, Коуди. Тебе следует доверять ей, она сама примет верное решение. Не можешь же ты контролировать каждый ее шаг.
— Легко говорить, — Коуди была готова расплакаться. — Кетти — это все, что у меня есть. Мне хочется идти рядом с ней, помогать и смотреть, чтобы она не споткнулась.
Его до глубины души тронули ее слезы. Дикон взял ее руку и поднес к губам.
— Все мы спотыкаемся, Коуди. Такова жизнь. Задача в том, чтобы научиться вставать, стряхивать с себя грязь и продолжать-идти дальше.
Когда Коуди заговорила, голос у нее дрожал:
— Что ты сейчас и делаешь? Он хмуро посмотрел на нее.
— Да, полагаю, что так.
Дикон сжал ее руку. Никогда она еще так не выглядела. Глаза мерцали, как драгоценные камни. Наконец, одна слезинка скатилась по щеке.
— Иди сюда, — он потянул ее за руку, Коуди колебалась, затем встала и неуверенно посмотрела на него. Он посадил ее себе на колени.
— Не плачь, детка, — сказал он, прижимая ее к себе и на минуту замер, чувствуя комок в горле. Она была нежной и желанной. В нем шевельнулись чувства, которые он считал давно умершими, чувства, одновременно пугающие и восхитительные. Затем, когда он был не в силах сдерживаться, он нагнулся и поймал ее губы своим ртом.
Поцелуй был нежным и неторопливым. Коуди обхватила его шею руками и прильнула к нему, когда он чуть приподнял губы, а затем собрал соленые слезы у уголков ее губ своим языком, прежде чем поцеловать ее еще раз. Они обнимались, прижимались друг к другу, момент был приятным и успокаивающим, оба получали столько же, сколько отдавали. Коуди вдыхала его запах и широко открывала рот. Восхитительный вкус. Она припомнила их первый поцелуй. Внезапно Коуди не могла больше насытиться им. Ее собственный язык исследовал теплые темные уголки его рта и она знала, что никогда не найдет более восхитительного мужчины. Они часто прерывались и смотрели друг другу в глаза, словно желая удостовериться, что это реальность, а не видение.
