Элизабет Харбисон - Тайна заснеженного королевства
— Аме. — Вилли крепко обнял ее за плечи. — Никакой ошибки нет. Не понимаю, почему ты так не хочешь с этим согласиться.
— Потому что с такими, как я, не происходит ничего подобного, — сказала она. — Я не хочу сказать, что на мне лежит проклятье или нечто в этом роде, но в моей жизни так часто все срывалось в последнюю минуту… не знаю… мне просто редко везет.
Вилли пристально посмотрел на нее.
— Скоро тебе начнет везти.
— Не представляешь, как сильно я надеюсь, что ты прав, — тихо ответила она.
— Идем. — Он увлек Эми в смежную комнату и подвел к окну. Перед ними лежала широкая заснеженная равнина. Повсюду виднелись сараи и маленькие фермы. Из многочисленных труб шел дым. — Это твоя родина. Твоя страна. Здесь ты родилась. Здесь твои родные возделывали землю, сражались за свою свободу, умирали за свою страну. — Выражение его глаз смягчилось. — Аме, это… — Он отпустил ее и жестом обвел комнату. — Прямо здесь, где мы стоим, ты родилась. В этом воздухе до сих пор осталось твое первое дыхание.
У Эми горели глаза. Горло сжалось.
— Ты знаешь, что я говорю правду, — продолжал Вилли. — Я это вижу по твоим глазам. Увидел, как только ты посмотрела на замок.
Так оно и было. Как только Эми взглянула на люфтханийский замок, она почувствовала, что видит его не в первый раз. Именно так она представляла себе эти сказочные замки, когда в детстве мать читала ей книжки.
А перед ней стоял Вилли, вылитый прекрасный принц.
— Прошлой ночью, когда я пыталась заснуть… — заговорила она, — я все время слышала какие-то голоса. Я не узнавала голосов, но чувствовала, что они мне знакомы. Не знаю, был ли это сон, разыгравшееся воображение или настоящие воспоминания, но в первый раз я действительно поверила, что твой рассказ о моем происхождении может оказаться правдой. — Она пожала плечами, не в силах скрыть переполнявшие ее чувства. — Не знаю, что мне делать, если все это окажется ошибкой.
— Тебе совершенно не о чем беспокоиться, — нежно сказал ей Вилли. — Даю слово. Будешь счастливо жить-поживать и добра наживать.
— Прошу прощенья, сэр. — Вошел пожилой джентльмен с газетой в руках. — Сожалею, что помешал, но я вас ищу.
Вилли повернулся с удивленным видом.
— Да, Франц?
— Франц? — повторила Эми, шмыгая носом и пытаясь успокоиться.
Вилли прокашлялся.
— Да, Амелия, это Франц Бургесс. Мой личный секретарь.
— Франц Бургесс. — Она взглянула на Вилли и протянула руку пожилому джентльмену. — Я столько о вас слышала! Как я рада, что наконец— то с вами встретилась.
Франц посмотрел на протянутую руку, потом неловко ее пожал и отвесил поклон.
— Благодарю вас, мисс Скотт. — Он снова повернулся к Вилли. — Если вы позволите поговорить с вами наедине, сэр…
Вилли явно рассердился.
— Неужели нам обязательно разговаривать наедине?
— Решите сами. — Он протянул газету Вилли. Тот развернул ее. Даже находясь в паре футов от Вилли, Эми не могла не заметить собственную огромную фотографию на первой странице.
— Эй, что это такое? — Она потянулась за газетой и прочла заголовок.
«De Verlorene Prinzessin von Lufthania ist zuriickge kommen».
В очередной раз после своего приезда в Люфтханию Эми пожалела о том, что в средней школе изучала французский, а не немецкий язык.
— Что это значит?
Вилли внимательно читал газету.
— «Вернулась пропавшая принцесса Люфтхании». Это подтвердил один из обитателей дворца. — Он сложил газету и протянул ее Францу. — Кто в этом виноват?
— Не знаю, сэр.
— Есть какие-нибудь предположения?
— Нет, сэр. — Лицо Франца ничего не выражало. Эми подумала, что из него мог бы получиться прекрасный игрок в покер.
Вилли вздохнул.
— Разве персоналу не объяснили, что о приезде Амелии никто не должен знать, пока не получат результаты анализа?
— Объяснили, — подтвердил Франц. — Но средства массовой информации могут быть настроены очень решительно. Иногда от них невозможно скрыть правду.
Эми с интересом следила за их разговором. Ей не приходило в голову, что это имеет к ней какое-то отношение, пока Вилли не отпустил Франца и не обратился к ней с извинениями:
— Не знаю, кто мог это сделать. Уверяю тебя, здесь нечасто вторгаются в личную жизнь.
Она пожала плечами.
— Неужели это так важно? Ты ведь можешь позвонить в газету и попросить их все уточнить в завтрашнем номере.
Он покачал головой.
— Ты не понимаешь. В течение двадцати пяти лет многие жители Люфтхании мечтали о возвращении твоей семьи на трон. Теперь, когда все узнали о том, что произошло, боюсь, эту историю будет не так-то легко скрыть. Особенно когда она окажется правдой.
Эми вздохнула. Она больше не собиралась спорить на эту тему.
— Но ты наверняка решил, как поступить, если пресса узнает о моем приезде. Я все-таки не понимаю, почему это так важно.
— Потому что теперь тебя ждут. Теперь твой народ хочет тебя увидеть, хочет, чтобы ты к нему обратилась. Они хотят подтверждения того, что ты останешься в Люфтхании.
— Но этого может и не случиться!
Он развел руками.
— Теперь ты понимаешь, в чем проблема.
Она это поняла.
— Как по-твоему, ты или даже я можем заявить напрямую журналисту, который написал статью, что все это ошибка?
— Я не собираюсь говорить, что это ошибка. — Он подошел к окну. — В жизни я совершил много ошибок и раскаиваюсь в них, но только не сейчас. Это не ошибка.
Она достаточно хорошо успела узнать Вилли, чтобы ему поверить. Он не станет выступать с публичным заявлением и утверждать, что она — не принцесса Амелия.
Она даже понимала, какая может возникнуть проблема, если это произойдет раньше, чем результаты анализа подтвердят или опровергнут подобное утверждение. Возможно — даже она была готова это признать, — результаты окажутся положительными.
В таком случае… в таком случае Эми не знала, что ей делать. Она даже не могла себе позволить об этом подумать, до поры до времени. Она хотела — нет, ей было необходимо — приготовиться к худшему. А худшее настанет, если после всего этого выяснится, что она не из Люфтхании. Что она в результате так и останется безымянной сиротой.
— Когда получат результаты анализа? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Я просил их поторопиться. Может быть, в течение недели.
А когда состоится зимний бал? Ведь это первое событие при дворе, во время которого ее титул станут обсуждать публично. Оставалось шесть дней. А до тех пор пусть думают все что угодно.
— Значит, нам просто следует подождать, — сказала она.
Он посмотрел на нее и рассмеялся.