Диана Першинг - Лабиринт страсти
– Я знаю, что сначала надо лечь в кровать, а потом поговорить. Все так поступают. Но я какая-то неправильная. Лучше сказать, старомодная.
– То есть ты хочешь сказать, что не признаешь просто секс.
– Верно.
– И ты думаешь, что с нами происходит именно это? Просто секс, который ничего не значит?
Как бы он ни пытался это скрыть, она почувствовала, что ее слова уязвили его.
– Нет, Марк. Совсем нет!
– Хорошо, – сказал он с явным облегчением. – Поверь, что, если бы я занимался с тобой любовью, это значило бы для меня очень много.
– О, Марк, – сказала Хэлли. – Я не хотела обидеть тебя. Дело в том, что я... – Она вздохнула, помолчала и горько заключила: – Дело в том, что в последний раз я... Нет. Это не имеет значения.
– Нет, скажи. Что было в последний раз?
– Последний раз, когда я была с мужчиной, он разбил мне сердце.
Марк нахмурился. Почему-то он не задумывался о прошлой жизни Хэлли, и ему не очень-то хотелось разговаривать на эту тему.
– И когда это было?
– Год назад.
Он вдруг почувствовал прилив ревности.
– Ты все еще любишь его?
– Нет, нет.
Марк снова взял руку Хэлли, поцеловал ладонь, потом запястье. Господи, почему ее кожа словно мед на губах?
Хэлли явно нравилось то, что он делал. Она прикрыла веки, и на лице появилось чувственное выражение.
– Просто я поклялась себе, что впредь буду осторожна, – еле слышно прошептала она.
– Понимаю. – Целуя ее руку все выше, Марк добрался до нежного места на сгибе локтя.
– Я не думаю, что смогу вынести это еще раз.
Он поднял голову, посмотрел на нее пристально.
– Хэлли, чего ты добиваешься?
– Мне не хочется, чтобы со мной плохо обошлись или отнеслись ко мне несерьезно.
В этот раз он не смог сдержаться.
– Я немного запутался. От твоих слов у меня создается впечатление, будто я какой-то бабник из разряда «поимей и брось». Что я сделал, чтобы заслужить с твоей стороны такое мнение? Почему ты уверена, что я отношусь к тебе несерьезно или собираюсь плохо с тобой обойтись? Если ты именно это...
– Нет, нет, нет, – прервала она его. – Я знаю, что ты этого не сделаешь. Ты благородный человек.
– Ну, тут ты немного преувеличиваешь, – он пожал плечами, – но я беру на себя ответственность за свои поступки, выполняю обязательства и не пытаюсь обещать того, что не смогу сделать.
– Именно таким я тебя и представляю. Просто мне кажется, что я слишком ранимая. Может, хочешь вина? Или кофе? Или еще что-нибудь? – Она уже собиралась встать, но Марк удержал ее за руку.
– Я ничего не хочу. Скажи мне, почему ты считаешь себя такой?
Она провела ладонью по подлокотнику дивана.
– Фред оказался трусом и обманщиком, а я до самого конца ничего не знала. Мы были помолвлены, собирались пожениться через месяц.
– Понятно.
– Мы уже выбрали дом, и все было готово к свадьбе. Но вдруг он испугался и исчез. Он написал мне записку, даже не осмелился лично поговорить со мной.
– Все понятно, он полный неудачник, – с сочувствием произнес Марк. – Но для тебя лучше было узнать об этом до, чем после.
– Я знаю. Но проблема в том... просто мне казалось, что нам нужно одно и то же. По крайней мере, он так говорил.
– И что же это за одно и то же?
– Дом, дети, корни.
– Вполне разумные вещи.
– И остаться здесь, в Промисе. В самый последний момент Фред решил, что не может этого сделать. Он до смерти боялся осесть где-нибудь.
Марк помедлил, прежде чем смог из себя выдавить:
– Понимаю.
– Так что вот. Вот почему я испугалась, – вздохнула Хэлли. – Я подумала о Фреде.
В комнате повисло молчание, и лишь мерный ход часов нарушал тишину. Марк узнал, что думала женщина, с которой он так хотел разделить постель этой ночью, и чувствовал себя обманутым, как никогда в жизни.
Ему казалось, что его обокрали: сначала вложили в его руку что-то ценное, а потом жестоко отобрали этот дар.
Марк отвел глаза. Она хотела поговорить, и они поговорили. Черт возьми, как он жалел, что они это сделали.
– Значит, – произнес он, тон его был холодным, – ты закрываешь глаза на то, что происходит на самом деле. Если ты отдаешься человеку, то хочешь знать точно, что ваши жизненные принципы совпадают, чтобы не дай бог не связаться с мужчиной, с которым у тебя нет будущего.
Хэлли обдумала его слова и медленно проговорила:
– Я думаю, ты прав. Это как религия – если тебе важно выйти замуж за человека своей религии, тогда, наверное, не стоит встречаться с людьми других вероисповеданий. Зачем рисковать? Или, если ты хочешь ребенка, зачем быть с человеком, который не желает детей? Что-то в этом роде.
– Самозащита, фактически.
– Да. Я глубоко все переживаю, Марк. Слишком глубоко, наверное. Но в моей жизни было столько потерь – родители, бабушка, дедушка, Фред. Я думаю, ты верно сказал: мне нужно защитить саму себя от других потерь.
– Понятно.
Снова наступило молчание. За окном опять начинался дождь – Марк слышал, как капли легко барабанили по стеклу.
– Извини, – сказала Хэлли. – Я все разрушила, да?
– Можно сказать и так.
В голове Марка крутилось столько всего, что он не мог просто сидеть на месте – ему необходимо было двигаться. Он встал и подошел к камину. В трубе глухим эхом раздавался шум дождя. Он вобрал воздух, медленно выдохнул. Они так культурно, цивилизованно побеседовали, подумал Марк. Когда же он пришел, в нем не было ничего цивилизованного. В нем говорили первобытные инстинкты. Жаль, что так не могло продолжаться. Самое главное, что, несмотря на разговор и все, что с этим было связано, он все еще очень сильно желал эту женщину.
Хэлли чувствовала кожей, что Марк выбит из колеи и расстроен. Она чувствовала себя виноватой, но ни капли не жалела о том, что сказала ему правду.
В конце концов, для нее ставки были высоки, и если бы она не высказала все, что скопилось у нее на душе, то некого было бы винить, кроме себя, если бы потом возникли неприятности.
Внимание Марка привлекла картина над каминной полкой, какие-то фрукты на тарелке и кувшин на заднем плане.
– Мой двоюродный прадедушка Руперт, – сказала она ему в спину. – Он принялся рисовать, когда ему уже было восемьдесят.
Марк кивнул, развернулся и оперся локтями на каминную полку.
– Если быть до конца откровенным, то ты права, и нам не следует дальше продолжать, что бы между нами ни было.
– Почему?
– Я ведь не остаюсь здесь, в Промисе. Это временная работа, пока начальник полиции Маккинни не поправится или не решит уйти на пенсию. Я здесь только на несколько месяцев.
– Я... я этого не знала.