Уинифред Леннокс - Русалочка в черном
— А сколько тебе лет, бабуля? — полюбопытствовала Памела.
— Двадцать один. Старая карга… — вздохнула мулатка, дергая себя за косичку. — А тебе, внученька?
— Почти двадцать два.
— Столько не живут, — покачала головой Беверли. — Но есть ведь еще порох в пороховницах, а?
У запасливой мамы Бев нашлись в сумке две пары почти одинаковых черных лодочек на шпильке, а размер у них с Памелой и впрямь оказался один и тот же.
— Тот, кто придумал шпильку, был величайшим гением в истории человечества! — Надев туфли, Беверли грациозно прошлась по гримерной, глядясь в зеркало. — А теперь ты, Кирсти!
Шведка не успела сделать и трех шагов, как мулатка нахмурилась.
— Стоп-стоп! Не годится. Я башку тебе продолбила, дура: не горбись, разверни плечи! Ну, снова пошла! Да что же это такое…
— Погоди, — вмешалась Памела. — Дай-ка я попробую… Послушай, девочка, — поглядела она на шведку, — представь, что у тебя есть крылья…
— Как? — не поняла Кирсти.
— А вот как. — Памела сделала руками несколько плавных волнообразных движений. — И постарайся их развернуть во всю ширь. Нет, руки оставь в покое — крылышки у тебя за спиной… А теперь иди.
— Здорово! — восхищенно прошептала Беверли. — Ну-ка, покажи еще раз.
— Да что тут особенного? — растерялась Памела.
— Ни черта ты не понимаешь! — Мулатка попробовала повторить то, что делала Памела, но лишь рукой махнула. — Куда мне… А ты малышка, учись! Шагай-шагай, не ленись!
К изумлению старших подруг, юная Кирстен довольно сносно продефилировала по гримуборной.
— Прошла бы ты так по подиуму, цены бы тебе не было — с твоей-то мордашкой и волосами. Но боюсь, что в последний момент все наставления у тебя из головы вылетят, — хмуро заключила мулатка.
— А дела, кажется, идут на лад…
Памела, вздрогнув как ужаленная, обернулась — в дверях стоял Боб Палмер в сопровождении высокой, худощавой, коротко стриженной блондинки средних лет. Женщина, безусловно, была красива — высокие скулы, чувственный рот, спокойные серо-стальные глаза. Однако чересчур волевое, жесткое выражение делало ее лицо почти отталкивающим. Одета она была просто, но элегантно — черный свитер под горло, узкие черные брючки, туфли на высоком каблуке. Серые глаза, оглядев девушек, остановились на Памеле.
— Очень милы… — Голос женщины был таким же ледяным, как и взгляд, от которого у Памелы по спине пробежали мурашки. — Особенно хороша эта, с седой прядью. Где ты ее отыскал?
— Потом, Ким… — Палмер выглядел слегка смущенным. — Пойдем, поглядишь остальных.
— Да, эта лучше всех… — Женщина, казалось, его не слышала, пристально глядя на Памелу. — А знаешь, она как две капли воды похожа на…
— Идем, Кимберли! — В голосе Палмера зазвенела сталь, пальцы сомкнулись вокруг локтя спутницы. — Я сказал, пошли!
Когда за ними закрылась дверь, Беверли прошептала:
— Знаешь, кто эта стервоза? Бывшая жена папы Бобби, в прошлом классная фотомодель. Теперь у нее агентство в Лондоне. Папа, видимо, здорово испугался, что она тебя переманит…
Памелу же душило бешенство. Никто и никогда еще не смотрел на нее так, словно она неодушевленный предмет, кукла! Неужели в модельном бизнесе подобное отношение к человеку в порядке вещей? Памела, с присущей ей прямотой, задала этот вопрос многоопытной Беверли.
— Здесь, как и везде, все по-разному. Это зависит от человека… — Мулатка грустно улыбнулась. — Бывает, нарываешься на такое, что повеситься впору, а порой с тобой цацкаются, как с принцессой. Кстати, Кимберли Палмер — тетка неплохая, хотя поначалу этого и не скажешь.
И мулатка поведала Памеле о порядках в лондонском агентстве, руководимом Кимберли. Оказалось, мало где так следят за здоровьем девушек, как в королевстве этой холодной и властной особы. Если девушка хочет выйти замуж, ей выплачивается значительная сумма, причем контракт с агентством продлевается по ее желанию. А в случае незапланированной беременности — втрое большая, причем аборты находятся под строжайшим запретом.
— Она права на все сто, и говорить тут нечего. — Беверли явно целиком была на стороне Ким. — И в постели нельзя голову терять. Взять хотя бы нашу Исамар, пуэрториканку, — девятнадцать всего, а туда же… Твердишь ей: используй резинку, а она лишь головой мотает — такая, мол, я страстная, что в самый интересный момент все из башки вылетает. И поплатилась. Тайком сделала аборт, да неудачно. Теперь вот мучается кровотечениями…
— И что же Палмер? — изумилась Памела.
— Что — Палмер? — не поняла мулатка. — Скоро на врачах разорится, а мог бы вышибить из агентства за милую душу.
На языке у Памелы вертелся коварный вопрос, и она в конце концов не удержалась.
— Да ты спятила, что ли? — уставилась на нее Беверли. — Никогда ни с одной из нас у него ничего не было! Мы для него — дети, как бы ни демонстрировали свои прелести. Девочки в него влюблялись по уши — это было, врать не хочу. Кое-кто даже со зла слух пустил, что папа Бобби предпочитает мальчиков, но по мне это чушь собачья.
Памела сочла подобное предположение столь абсурдным, что прыснула в кулак. Наверняка Палмера привлекают женщины постарше, решила она, и посчитала для себя вопрос закрытым.
— Папа Бобби лучше всех, — вдруг подала голос до сих пор молчавшая шведка.
— Вот, полюбуйся! Еще одна. Мне только этого недоставало… — Беверли укоризненно посмотрела на Кирсти. — Выкинь это из головы. Я сама подберу тебе мальчика, который пылинки станет с тебя сдувать!
Забота Беверли о малышке показалась Памеле настолько трогательной, что ее неожиданно обуяла зависть. Будь у нее такая подруга в семнадцать лет, может статься, ребенок ее был бы сейчас жив…
— Ты чего скисла? — взглянула на нее проницательная мулатка. — Ну-ка, выше нос! Вперед и только вперед!
Ведомые решительной Беверли, права которой на лидерство никто и не думал оспаривать, девушки направились за кулисы, где толпились участницы конкурса. Памела уже прикидывала, какими словами опишет все это великолепие в репортаже. Надо будет нынче же вечером запереться в номере, включить ноутбук и набросать кое-что, думала она, крутя головой во все стороны.
Вон та китаяночка похожа на фарфоровую статуэтку — ей необычайно идет белый цвет, он подчеркивает теплый оттенок кожи, безупречной, как у большинства представительниц ее расы. А эта рыжеволосая секс-бомба, с грудью, как у Саманты Фокс, и крутыми бедрами, — точь-в-точь племенная кобыла, выставленная на аукцион. И ногами переступает, словно лошадка… А вон совершенно черная негритянка в серебристом купальнике, с шапочкой мелких кудряшек, раскрашенных в самые фантастические цвета, — какая потрясающая шея!