Энн Питерс - Семья навеки
— О, перестань! — Зак усмехнулся. — Теперь ты мне еще скажешь, что он ухаживает за этой женщиной из-за ее денег и внешности!
Бекки с раздражением отмахнулась от его замечания.
— Я хочу сказать только одно: Дора ничего не знает. Она только однажды встречалась с Моникой. В тот день, когда та прилетела, чтобы помочь мне с «Невестами для Аляски».
— А Ники была с ней?
— Ну да, конечно. И мать Моники, Карла… — Она махнула рукой, опуская трудную для запоминания русскую фамилию. — Я послала Дору встретить их у самолета и отвезти в гостиницу.
— Великолепно. — Зак задумался. Не оставалось никаких сомнений, что этот мужчина что-то выведывал у Доры. — Так, значит, именно она отвезла их в ту ночлежку, в которой ты им заказала номер?
— Гостиница «Гринбрайер» не ночлежка, — возразила Бекки. — Это приличная гостиница, которая имеет удобное местоположение, да и цены там оказались приемлемы для Моники. Поэтому Дора и отвезла их туда.
— И это значит, что они разговорились. Познакомились, и Дора узнала, что Карла Романова живет на Кадьяке.
— Может быть, и так. — Бекки отодвинула свою тарелку. — Но Моника обычно очень сдержанна.
Зак отказался от предложения официанта принести им кофе, и когда Бекки сделала то же самое, попросил подать счет.
Конечно, в данных обстоятельствах Монике и в голову бы не пришло добровольно рассказывать о себе. Оставалось только надеяться, что Карла была не менее осторожна.
— Пойдем отсюда, — сказал он Бекки, бросая двадцать долларов на стол. — Пока я не надавал этому гаду по физиономии. Просто из принципа.
Они выполнили оставшиеся поручения, которые были даны Заку, но уже без радости и удовольствия. Возвратившись в кабинет к Бекки, чтобы забрать покупки, сделанные утром, они оба молчали, не испытывая большого желания говорить.
За перегородкой разговаривали по телефону две сотрудницы Бекки, очевидно с потенциальными клиентами, и можно было разобрать каждое слово. Зак, невольно подслушивая их, заинтересовался тем, как по-разному эти женщины ведут беседу, когда внезапно его словно током ударило.
— Послушай, послушай! — шепнул он Ребекке.
Бекки притихла.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она через минуту-другую.
— Если мы можем слышать их, то и они, соответственно, могут слышать нас. Значит, они слышали, как ты разговаривала со мной по телефону!
— Ой, правда! — Бекки глубоко и шумно вздохнула. — Еще вчера я бы сказала: и что из этого? У меня нет никаких секретов. Но сейчас…
Она на секунду задумалась, а потом вдруг резко выпрямилась во весь рост и решительно произнесла:
— Мы прямо сейчас возьмемся за это дело.
И прежде чем Зак успел ее остановить, она кинулась к столу Доры. Но Заку и не нужно было видеть страдальческое выражение лица этой женщины или слышать, что она скажет… Все было ясно и так.
А тем временем на самой отдаленной части острова Кадьяк, в Виндемиере, Моника сидела в конторе частного аэродрома. Она только что закончила работу над макетами рекламных проспектов. Наконец-то ей снова пригодились те знания, которые она приобрела, обучаясь дизайнерскому делу.
Углубившись в работу, она много узнала об агентстве Зака, да и о нем, как о человеке, и могла только восхищаться им. Зак был и первоклассным бизнесменом, и опытным летчиком, и проводником по охотничьим тропам. Да кем только он не был… Получил даже диплом юриста.
— Бекки настояла, — неохотно сказал он ей в тот день, когда она спросила его об этом. Она отлично помнила всю беседу, так как он редко допускал людей в свой внутренний мир. — Она решила, что это отвлечет меня, — усмехнулся он, хотя было видно, что он испытывает благодарность и любовь к сестре. Усмешка показывала, как противен ему тот неудачник, которым он был некоторое время назад. — После… Мэдди… рухнул и мой брак, а потом меня вышвырнули и из спорта. — Он отвернулся — не хотел, чтобы Моника видела его глаза. — Очень нелегко снова обрести то, что называется самоуважением, научиться прощать себя, научиться снова себя любить. Понимаете?
Он взглянул на Монику, и от боли, которую она увидела в его взгляде, у нее сжалось сердце.
— Они должны были наказать меня. Отрубить мне руки и вырвать сердце. Но когда они этого не сделали, когда они отказались так сделать, мне казалось, что будет правильно, если я сам займусь этим. Но мне не позволили это сделать. Ни Бекки, ни врачи. Они заставили меня бороться с этим. «Нужно бороться. Будьте мужчиной. Попробуйте наладить свою жизнь. Это такая хорошая штука — жизнь», — говорили они.
Невеселый смешок вырвался из груди Зака, и Монике захотелось обнять его…
— Моя жизнь. Как будто я хотел жить! Я сделал это для Мэдди, потому что однажды меня осенило: единственная возможность наконец стать человеком — это вести такую жизнь, какую раньше я желал для Мэдди, — бескорыстную и достойную. Такую жизнь, цель которой — делать добро. Исправлять несправедливость, пусть даже я никогда уже не смогу исправить ошибку, которую совершил сам. И я стал изучать право. Я занялся острейшими проблемами. Конкретно — проблемами экологии. Я старался примирить тех, для кого лесозаготовки — единственный источник существования, и тех, кто считает каждое срубленное дерево невосполнимой потерей. Однако мой отказ примкнуть к той или другой стороне сделал меня врагом для обеих.
— И что же случилось? — спросила Моника, так как мрачное выражение лица Зака ясно говорило: что-то произошло.
— Мой дом сгорел дотла.
Моника онемела.
— Это могли быть люди из любой фракции, — пояснил Зак. — Я решил, что не стоит пытаться это выяснить.
— И вы уехали на Аляску. — Это было утверждение, а не вопрос.
— С тех пор я забыл о юриспруденции, — дополнил Зак.
К этому разговору они больше не возвращались. Но Моника скрупулезно собирала все эпизоды из жизни Зака. Так, она случайно узнала, что благотворительные проекты Зака были многочисленными и серьезными. Например, один из этих проектов осуществлялся ежегодно. Это был полностью оплаченный двухнедельный отдых в палатках с ловлей рыбы для нуждающихся детей.
Она поняла, что если когда-нибудь сможет снова влюбиться, то только в Закариуса Робинсона.
Все те безрассудства, которые они оба совершили в своем прошлом, по ее мнению, были уже полностью искуплены. И в то же самое время прошлые грехи Зака привнесли в его натуру чудесную и редкую черту — скромность, манеру держаться в тени, непритязательность. С Заком было легко, он излучал надежность и силу.
Как сильно все изменилось с того вечера, размышляла Моника. Здесь, в Виндемиере, они с дочкой обрели рай. Они стали частью этой семьи.
