Эллис Детли - В плену страсти
Бетани покорно кивнула. «Мистер Герберт», надо же! Можно подумать, ему уже перевалило за сто! А Марджори будто прорвало:
— Будь здесь его мать, уж она бы такого безобразия не допустила! Чтобы неженатым парам да отводили одну спальню!..
— Так возблагодарим же судьбу за то, что в этот уик-энд она не с нами, верно, милая моя Бетани?
Знакомый голос, глубокий и низкий, показался Бетани самым приятным звуком на свете, хотя без добавления «милая моя» она охотно бы обошлась. Молодая женщина просияла радостной улыбкой, причем улыбка эта была совершенно искренней.
— Ох, Герберт, ты уже здесь!
Герберт уловил в ее голосе тревожную нотку, и в следующий миг на него нахлынуло неодолимое желание защитить и оградить Бетани от любой обиды. Он негодующе воззрился на домоправительницу и с трудом удержался от возмущенной отповеди. Возможно, для Марджори классовые предрассудки — основа существования общества. Сам Герберт тоже испытал на себе «прелести» подобной системы воспитания и понимал домоправительницу, хотя и не одобрял ее взглядов.
— Надеюсь, Марджори любезна с тобой?
— О да, — тут же подтвердила Бетани. — Я ей очень признательна.
Домоправительница встретилась с гостьей взглядом, и в глазах ее промелькнуло нечто похожее на благодарность.
— Пойду заварю кофе, — хмуро проворчала она. — И погляжу, не найдется ли пирожных с кремом.
Герберт не мог взять в толк, отчего по-прежнему чувствует себя не в своей тарелке, хотя дважды резво обежал вокруг усадьбы.
— Марджори тебя не обидела? — спросил он, увлекая Бетани сквозь стеклянные двери гостиной на террасу.
— Да нет. Просто она видит, что я в здешнее окружение не вписываюсь. Марджори меня не одобряет, и я вполне могу ее понять.
Герберт указал своей спутнице на плетеное кресло рядом с терракотовым цветочным горшком и сам уселся в соседнее.
— Ты здесь ни при чем. Марджори не одобряет того, что я привез сюда женщину и сплю с ней в свое удовольствие. Не удивлюсь, если она слегка ревнует… Марджори знает меня с детства и считает своим долгом опекать ненаглядного воспитанника. Мы с Эваном, считай, выросли у нее на руках; именно она встречала нас, когда мы приезжали на каникулы…
— А где же была ваша мать?
— О, визиты, благотворительность, да мало ли чего! С тех пор как умер отец, мы с Эваном были по сути дела предоставлены сами себе. — Герберт мягко улыбнулся в ответ на исполненный трагизма взгляд Бетани. — Да ничего в этом страшного нет, правда! Так уж сложилось.
— И ты ничуть не огорчался?
Герберт смотрел на собеседницу, думая, что сегодня она оделась еще более эксцентрично. Ярко-розовые бриджи и темно-зеленый топ с блестками… Что за маскарадное сочетание!
— Так принято в нашем кругу, — тихо пояснил он. — Зато на каникулах наслаждаешься полной свободой. Лазаешь в свое удовольствие по деревьям, плаваешь в реке… А ребенок ко всему привыкает. — Сейчас глаза Бетани отливали зеленовато-серым, точно яшма. — Да кому и знать, как не тебе. Тебе, небось, тоже несладко пришлось после смерти матери. Тем более что надо было братьев растить…
— Люди вечно расхваливали меня до небес. Смотрите, мол, какая самоотверженность, — задумчиво сказала Бетани, скрестив ноги и мысленно проклиная узкие бриджи. — А самоотверженность тут ни при чем. Это вопрос выживания, и только. Если не справишься — пойдешь ко дну. Отец был целыми днями занят на ферме, а семью так хотелось сохранить! Поэтому я скорее эгоистка, нежели героиня.
Герберт завороженно созерцал собеседницу. Черт, и почему это он до сих пор не замечал, какая роскошная у Бетани грудь? Хотя попробуй разгляди ее под бесформенными серыми или синими свитерами. А теперь вот глаз отвести не удается! Из этого состояния его вывело позвякивание чашек на подносе.
— Спасибо, — проговорил Герберт, принимая из рук домоправительницы поднос.
Он бессовестно прибег к безотказному средству, практикуемому с самого детства, — умоляющему взгляду, — и Марджори, смилостивившись, одарила гостью вполне благожелательной улыбкой.
— Может, она меня не так уж сильно возненавидела, — вздохнула Бетани, провожая домоправительницу взглядом.
— С какой стати ей тебя ненавидеть? — удивился Герберт. — Это она просто меня охраняет. Наверное, боится, что ты разобьешь мне сердце.
— Очень на то похоже! — ответила Бетани, с трудом сдерживая смех. — Впрочем, если ты готов рискнуть…
— Готов, — невозмутимо сообщил Герберт, встречаясь с ней взглядом.
Да он просто шутит, не более того! Главное — не поддаваться на провокации. Бетани рассеянно высыпала в кофе две лишние ложки сахару.
— А когда приезжает Ронни?
Герберт видел, что щеки молодой женщины слегка заалели. Дыхание сделалось прерывистым. Интересно, станет ли Бетани возражать, если он протянет к ней руку… Как ни странно, ему этого отчаянно хотелось.
— Да когда ему в голову взбредет. Все зависит от его рейса… или от его каприза. Ронни совершенно непредсказуемый.
— А еще какой он?
— Очень забавный и чертовски талантливый, — улыбнулся Герберт. — И слегка эксцентричный. В юности он мечтал быть археологом, поступил в колледж. Тут-то его и «заарканил» Голливуд. Знал бы он заранее, что за жизнь его ждет, послал бы киношников куда подальше. Слава — странная штука. Многим нравится. А вот Ронни терпеть не может, когда посягают на его личную жизнь. Толпы людей осаждают беднягу днем и ночью…
— Ужасно! — сочувственно кивнула Бетани.
— Ну, не настолько, — краем губ улыбнулся Герберт. — Я знаю профессии и похуже.
— Ага, моя, например.
— Очень смешно.
Осторожно прихлебывая горячий кофе, Герберт внимательно изучал собеседницу из-под полуопущенных ресниц. Бетани, чувствуя себя все более неловко, оглянулась по сторонам.
— А чем мы сегодня займемся?
— Чем захочешь. Здесь любое твое пожелание — закон. Бассейн. Теннис. Крикет…
— Да я в жизни не играла ни в крикет, ни в теннис!
— Неужели? — Герберт усмехнулся и подлил себе кофе. — Я мог бы поучить тебя, если хочешь.
Сердце молодой женщины забилось быстрее, но она ничего не ответила. Наверное, полагалось выказать вежливый интерес, однако Бетани себе не доверяла. Она украдкой вытерла повлажневшие ладони о бриджи и оглядела тщательно подстриженную лужайку, роскошные цветочные клумбы, раскидистые деревья. В воздухе разливалось благоухание жимолости, смешиваясь с ароматом кофе, и Бетани вдруг подумала, что Милберри-холл — самое прекрасное место на всем земном шаре.
Герберт по-прежнему неотрывно наблюдал за молодой женщиной. Вот она блаженно зажмурилась, подставив лицо солнечным лучам. Волосы ее переливались на солнце, и он вдруг понял, что они вовсе не каштановые. Скорее цвета чая перед тем, как в него добавят молока.
