Дебора Тернер - Две жизни
— Я обещала присмотреть за соседним домом. Если ветер усилится, я могу перейти туда. Вот ключи.
— Не будьте идиоткой! — разозлившись, выпалил Генри. — Если дерево упадет, то вам и из дома не выбраться.
— Я обещала мистеру Хили, — упрямо твердила Рут.
— Как только буря утихнет, я привезу вас обратно. Полагаю, вы не думаете, что я наброшусь на вас, — преднамеренно вульгарно добавил он, — и стану требовать платы за гостеприимство.
— Нет, не думаю! — с возмущением выпалила Рут, которая в глубине души чувствовала, что такой поворот событий вполне устроил бы ее. — Еще не хватало!
В этот момент под мощным напором ветра задребезжали стекла, и следом раздался оглушительный треск, заставивший обоих выглянуть в окно. Отломившаяся верхушка дерева, кружась и увлекая за собой попадающиеся на пути ветки, падала в направлении дома. Застывшая от ужаса Рут с облегчением вздохнула, когда вся эта бесформенная масса обрушилась метрах в пяти от веранды.
— Что и требовалось доказать! — безапелляционно заявил Генри. — Собирайте вещи или я сделаю это сам!
5
Тревога в голосе Генри была столь неподдельной, что Рут передалось его настроение. В спальне она сгребла в сумку самое необходимое, сверху бросила так и не начатую книгу и туфли. Когда Рут вернулась в гостиную, Генри уже закрывал холодильник, из которого достал все продукты и уложил в пластиковый пакет.
— Готовы? — спросил он и неожиданно широко улыбнулся.
— Да, — радостно вырвалось у нее: на сердце вдруг стало необычайно легко. — Примус взять? У меня и свечи есть.
— Не надо — у нас газ и газовое освещение.
Когда они вышли из дома, природа на мгновение, словно из почтительности, застыла во всем своем грозном великолепии. Рут остановилась как вкопанная, потрясенная этим зрелищем. Когда она подошла к машине, Генри уже завел двигатель.
— Ни за что не скажешь, что она побывала в аварии, — сказала Рут, усаживаясь на переднее сиденье. — Повреждения, видимо, были небольшими?
— Пришлось только заменить крыло, вот и все.
Вот и все! — мысленно усмехнулась девушка.
Они миновали кемпинг. Рут украдкой посмотрела на четкий профиль Генри, и сердце ее сжалось от противоречивых чувств. Таких людей она еще никогда не встречала. Создавалось впечатление, что ум, красота, аристократизм, обаяние, сила, физическая притягательность — это далеко не все его качества, что этот человек способен на великие свершения… Не злится ли он сейчас на себя за то, что чувство долга заставляет его заниматься моим спасением?
Когда они проехали полпути, Рут наконец нарушила молчание:
— А может быть, тем порывом все и ограничится?
— Вряд ли. — Генри был не столь наивен.
Рут вновь тайком взглянула на него. Генри улыбался, и она заметила ямочку на его щеке, которая отнюдь не уменьшала суровой мужественности этого лица.
Отвернувшись, чтобы спутник не заметил ее восхищения, она произнесла первое, что пришло на ум:
— А вода в реках еще не поднялась.
— Дожди ведь только начинаются.
Разговор явно не клеился, и Рут сосредоточила внимание на залитом водой ветровом стекле. Так, молча, они доехали до дома Генри.
Девушку удивило то, что у подъезда их никто не встретил. Оглядевшись в холле и не заметив признаков жизни, она догнала Генри, направлявшегося в гостиную, и спросила:
— А где же Питер?
— Я отпустил его домой. — Заметив удивленный взгляд Рут, он пояснил: — Его сестра живет на побережье, и он волнуется за нее.
— Трудно представить, что у Питера есть семья. — Едва сказав это, она почувствовала, что сморозила глупость.
— У каждого есть семья, — пожал плечами Генри. — Даже когда ее нет рядом. — Его глаза сурово и отрешенно смотрели в сторону.
— А я свою потеряла, — неожиданно для себя разоткровенничалась Рут.
Они остановились у окна гостиной.
— Как это случилось?
Внезапно обрушился новый шквал ветра, дождь полил как из ведра, и комната, казалось, погрузилась в сумерки. Рут поежилась и от происходившего за окном, и от собственных воспоминаний.
— Отец бросил нас, когда мне исполнилось семь лет… Он женился, у него новая семья. И я ему не нужна. — Заметив гневный блеск в глазах Генри, Рут поспешила рассеять возможные недоразумения: — Отец позаботился о том, чтобы мы ни в чем не нуждались. Платил за мое обучение в школе и в университете. У меня было все, чего бы я ни захотела.
— Кроме отца, — тихо произнес Генри. Рут сделала попытку защитить его.
— Такое случается со многими.
— А мать?
Рут отвернулась к окну. Озеро почти слилось с облаками, только кромка воды выделялась более светлой полосой.
— Когда я поступила в университет и уехала, — без выражения произнесла Рут, вновь повернувшись к Генри, — она покончила с собой. В предсмертной записке мама написала, что теперь, когда я покинула ее, ей больше незачем жить… Перед тем мы целый год ругались с ней из-за моего желания быть самостоятельной.
Рут зябко поежилась и неосознанным жестом обхватила предплечья. В следующий момент ей на плечи легли сильные, теплые руки Генри. Она ощутила терпкий, пьянящий аромат его тела, и у нее слегка закружилась голова.
— Я всей душою рвалась из дома, — продолжала бичевать себя Рут, и даже ласковые прикосновения Генри не могли отвлечь ее от этого. — Мама тянулась ко мне. Ей не хватало душевного участия. Она боялась потерять и меня. А я оказалась бессердечной эгоисткой и не желала понимать, как она нуждается во мне, как любит меня.
— Это тираническая любовь, отказывающая человеку в праве выбора, — твердо и осуждающе проговорил Генри.
От его рук исходили тепло и покой, и Рут стало немного легче на душе.
— Я даже не пыталась ее понять, а должна была… Отец однажды сказал, что он не мог с ней нормально жить: она постоянно ревновала его и создавала нестерпимую обстановку. Он немного преувеличивал, но мама действительно все время казалась усталой и взвинченной. Много позже мне пришло в голову, что она, должно быть, все свои силы тратила на то, чтобы не сорваться.
— И вас, конечно, не перестает терзать мысль, что она могла бы остаться в живых, если бы вы ее не покинули?
Теперь они стояли вплотную друг к другу, и каждое его слово эхом отдавалось в ее груди. Рут кивнула. Она не могла проронить ни звука — слова рвались наружу, но застревали где-то в горле.
— Ваша мать прибегла к психологическому шантажу, а когда убедилась, что с его помощью ничего не добьется, решила заставить вас страдать до конца дней своих. Останься вы с ней, вам пришлось бы исполнять любые ее капризы. Ни о какой личной жизни не могло бы идти и речи. Все ваше существование было бы подчинено одной цели — не расстроить мать.
