Галина Гилевская - Обжигающая страсть
Незаметно для себя самого он увлекся не только идейной стороной вопроса, но и чисто практическими рекомендациями.
Безусловно, современному европейцу было странно вникать в наставления и каноны какой-нибудь Чистой Девы по поводу «восемь раз мелко, один раз глубоко и так девять раз» или советы Учителя испить слюну и момлозиво из грудей женщины. Но Кравцов научился интерпретировать эти поучения, понимать их в современном смысле, реальном, и постепенно приходил к новому восприятию секса. Он уже не понимал, как можно соединиться с женщиной, не расцеловав ее, не поласкав, не распалив в ее теле и душе огонь страсти. Он уже не представлял, как можно наслаждаться близостью в одиночку, сосредоточиваясь лишь на своих чувствах и желании быстрее достичь пика удовольствия.
Незаметно для самого себя он стал мастером, настоящим плей-боем, испытать любовь которого мечтали бы многие замученные российские женщины.
И уж совершенно неожиданно он попал в ловушку, которую сам себе уготовил.
Его мастерство опоздало.
Светлана Васильевна к этому времени, к сожалению, превратилась в эту самую замученную бытом и мужем российскую женщину. Нет, она была конечно же страстной и отзывчивой, и иногда очень даже неплохо испытывала миг счастья физического единения. Но… жена оказалась отравленной атмосферой безрадостного секса. Моменты высшего полета физического тела не вызывали у нее полета души. Она любила Кравцова, но любила только по-бабьи, без страсти и трепета: за то, что он есть, за то, что он такой умный и хороший, за то, что он много зарабатывает и заботится о детях. Но не за то, что он мог подарить ей ночью.
И когда в конце концов Степан Николаевич встретил Лолиту и нашел в ее лице «благодарного» партнера, капкан захлопнулся — он оказался заложником собственного умения. Он ведь часто задумывался про то, зачем ему эта девушка. Чем она лучше его жены? Молодостью? Красотой? Да, конечно! Но и отзывчивостью, той взаимнообогащающей, всепроникающей страстью, которая заметавшись между двумя телами, вдруг многократно усиливается, обостряется и обрушивается на влюблённых, как лавина, как оползень, как смерч или ураган, сметая все на своем пути — барьеры нравственности, семейных уз, родственных чувств.
Шутки шутками, но может быть именно китайские книжечки Кравцова и предопределили в немалой степени всю их дальнейшую судьбу, перевернув их жизни с ног на голову или с головы на ноги и внеся ту сумятицу и те приключения, которые может придумать только сама жизнь.
Но про все это не догадывался даже сам Степан Николаевич, который не воспринимал свой талант как нечто необычное.
И уж во всяком случае ни о чем этом не догадывалась и Лолита, весело плескаясь под душем в номере таллиннской гостиницы. Она просто была счастлива — Степан оказался настоящим мужчиной ее жизни…
Выбравшись из ванной, она скользнула к Макару под одеяло, и прикосновение ее влажной прохладной кожи разбудило парня.
— Лолита, куда это ты ни свет, ни заря бегала? — сонно пробормотал он, еле приоткрыв глаза.
— Какое утро, ты бы видел! — девушка мечтательно потянулась и закинула руки за голову. — Гуляла в парке, что через дорогу. Как здорово!.. А ты, соня несчастный, тебя разве добудишься?!
— Ладно тебе… Сама вчера не захотела раньше спать лечь… Из дискотеки еле вытянул, — Макар перевернулся на другой бок, показав Лолите спину, и буркнул даже как бы просяще и примиряюще: — Лолита, сегодня воскресенье, мы отдыхаем и никуда не торопимся. Давай еще поспим.
Очень скоро он действительно засопел, досматривая последние утренние сны, а Лолита так и пролежала все утро, невидящим взглядом рассматривая потолок и радостно улыбаясь чему-то своему, тайному и фантастически чудесному…
Кравцов первый раз был в Таллинне, а потому справедливо решил, что грехом будет не использовать несколько свободных часов для знакомства с этим удивительным городом.
Купив в киоске англоязычную схему города, Степан Николаевич долго в нерешительности топтался у киоска, не зная, чему отдать предпочтение: парку Кадриорг или еще более древнему Старому городу. Победила, как обычно, его необъяснимая любовь к камням. Старинная кладка, казалось, как губка, впитывает каждую прожитую минуту, и прикосновение к стенам «выжимает» всю историю города, оживляет ее и переносит любого приобщившегося куда-то в глубь столетий.
Он вошел в Нижний город через ворота Вирувярав и медленно побрел вверх, на площадь Раэкоя. У здания ратуши он остановился, закинув голову, и долго рассматривал Старого Тоомаса, который так успешно и непоколебимо отстаивал веками красоту и уникальность родного города. Внезапно Степану Николаевичу показалось, что Тоомас взирает на него, иностранца, немного пренебрежительно и высокомерно. От этого Кравцову вдруг стало грустно, и он поспешил прочь, устремляясь к церкви Нигулисте. Но и здесь он не задержался и по Люхике Ялг вступил в Тоомпеа, или Вышгород, как называли его раньше русские. Замок Тоомпеа и Домский собор оставили у него, безусловно, совершенно неизгладимое впечатление. Но с каждым новым шагом по древним улочкам старого Таллинна он все острее чувствовал свое одиночество в этом городе.
Он получил все, что хотел от этого города. Получил наслаждение, с которым не может сравниться ничто.
Таллинн выдал ему его любовь. Таллинн дал ему возможность провести с любимой лучшие минуты.
И Таллинн заставил его, Кравцова, так жестоко обойтись с собственным сыном. Макаром, с отцовской надеждой и отцовской радостью. Подло.
А теперь этот город смотрел на него, как на чужака, холодно и отстраненно. «Мы тебя больше знать не хотим. Ты здесь никому не нужен. Ты можешь разрушить счастье собственного сына. Да ты уже прилагаешь все усилия к этому! — как будто кричали ему эти старинные узкие улочки, мощенные булыжником, эти черепичные островерхие крыши, эти бесконечные шпили и башенки Старого города. — Не хватало, чтобы ты еще натолкнулся бы где-нибудь здесь на них, молодых и счастливых. Ты чужой. Уходи!»
Степан Николаевич понимал, что это бред. Но необъяснимая сила выталкивала, выживала его из города. Ему здесь стало совершенно неуютно.
И Кравцов быстро, даже не обернувшись на Длинного Германа, заспешил на Выйду, к стоянке такси. Он почти бежал, гонимый городом и голосом совести.
Так плохо, как в это воскресенье, ему еще никогда не было…
Упав на сиденье машины, Кравцов произнес только одно слово: «Аэропорт»…
VI
Недели две спустя после описанных выше событий Лолита Паркс проводила важное совещание в своем агентстве по вопросу организации рекламной кампании одной крупной финансовой корпорации. Заказ был фантастически выгоден: в случае его успешного выполнения корпорация могла стать крупнейшим и богатейшим клиентом агентства Лолиты. Сотрудничество только с одной этой фирмой гарантировало Паркс прибыль, которую вряд ли смогли бы покрыть даже десяток новых клиентов средней величины.
