Галина Гилевская - Обжигающая страсть
В пять утра Степан Николаевич уже стоял на перроне таллиннского Балтийского вокзала, ежась от сырости и прохлады — первейшего признака близости Балтийского моря. Пройдя через зал ожидания и выбравшись на привокзальную площадь, Кравцов в нерешительности замер, созерцая Старый Город и укрытые парками холмы.
Где, как найти в этом чужом городе, в этой чужой стране нужного тебе человека, который совершенно не ждет тебя и даже приблизительные координаты места пребывания которого ты не знаешь?!
Но… Кто не рискует, тот не пьет шампанского, как говорили гусары, и Кравцов уверенно направился к стоянке такси и забрался на заднее сиденье новенького «Опеля-омеги».
— Зе бест хотел, плииз, — почему-то по-английски попросил он водителя, и машина мягко и неслышно тронулась с места.
Они ехали по Раннамяэ теа, через парковую зону, и по бульвару Мере, огибая Старый Город, и Степан Николаевич с интересом крутил головой по сторонам, присматриваясь к незнакомому, но удивительно очаровательному Таллинну.
К сожалению, а может, и к счастью, путь их оказался недалеким, и, расплатившись с водителем долларами, через десять минут Кравцов вышел из машины на площади Виру, у входа в лучшую таллиннскую гостиницу.
— Простите, можно ли получить справку? — вежливо осведомился он у администратора, тощего благообразного эстонца лет пятидесяти пяти, приветливо поднявшегося ему навстречу.
— Да, конечно, — нараспев и округляя гласные ответил тот.
— Подскажите, пожалуйста, останавливалась ли в вашем отеле вчера или позавчера госпожа Паркс?
— Э-э-э? — нерешительно протянул эстонец, не совсем уверенный, что желает помочь этому русскому.
Кравцов извлек из портмоне десятидолларовую купюру и подвинул по стойке поближе к этому непонятливому служителю.
Тот спокойно взял бумажку и, покопавшись в книге, сообщил, что госпожа Пааркс (именно Пааркс!) действительно прибыла позавчера вместе с господином Кравцовым, и они сняли люкс на двоих — номер 818.
— Подскажите, пожалуйста, номер телефона в этих апартаментах?
— Э-э-э? — снова задумчиво промычал эстонец, но после очередных десяти долларов протянул Кравцову листок с телефонным номером.
Телефонная трель прозвучала резко и неожиданно, так, что Лолита даже вздрогнула. Макар заворчал во сне и перевернулся на бок, натянув одеяло на голову.
Телефон не умолкал, и Лолита, вытянув руку из-под одеяла, взяла трубку.
— Да? Алло? — она даже сама не узнала своего голоса, глухого и надтреснувшего после сна.
— Госпожа Пааркс?
— Она самая, — в голосе, каким заговорила трубка, слышались какие-то до боли знакомые нотки, но кто это, Лолита понять не могла.
— Выйдешь из отеля, поверни направо, на бульвар Эстония. Иди по нему до перекрестка, до театра. Я буду за театром.
— Да, спасибо! — голос Лолиты дрогнул от радости и неожиданности. — Конечно!
Повесив трубку, Лолита полежала несколько минут неподвижно и, убедившись, что Макара в такую рань и с пушкой не добудиться, тихонечко встала и прокралась в ванную, захватив по дороге из кресла одежду.
Взглянув в зеркало, она ужаснулась, но времени у нее не было, и, наспех умывшись, через несколько минут она уже торопливо цокала каблучками по бульвару Эстония.
Он стоял за углом, слегка небритый, но какой-то свежий и счастливый. Счастливый оттого, что вот она, рядом, он видит ее. А это и есть счастье, величайшее, огромное счастье.
Лолита в одно мгновение прочитала все это в его глазах и в ту же секунду бросилась к нему на шею, оказавшись в кольце крепких и нежных рук.
— Лолита… — прошептал Кравцов.
— Милый…
— Прости, Лолита…
— Это просто фантастика…
— Я знаю, что не вовремя…
— Ты чудо…
— Но я не мог поступить иначе…
— У меня еще никогда не было такого свидания…
Они говорили и говорили, не слушая друг друга, не понимая один одного. Да и зачем им нужны были слова, эта оболочка тех реальных, живых, сильных чувств, переполнявших сердца? Гораздо больше они говорили глазами. Гораздо лучше они понимали руками. Гораздо сильнее чувства прорывались в интонациях, в предательском дрожании голоса и в сбивчивом, трепетном дыхании!
И вдруг они разом умолкли, на долю секунды отстранились друг от друга, как будто желая более пристально вглядеться в любимые глаза, и нежно прильнули друг к другу в долгом, бесконечно страстном поцелуе.
Лолита целовала его жадно, почти кусала в губы. Она хотела поглотить его, забрать в себя, растворить в себе без остатка, сделать его частью себя и удержать навечно. Она прильнула к нему всем телом, до умопомрачения желая отдать себя всю, забрав его всего взамен. И она почувствовала, как напряглись его мышцы, как содрогнулось его тело, как горячо пальцы его рук захватывали ее тело, сминая одежду.
— Я хочу тебя, — прошептал Кравцов.
— Я знаю…
Они наконец оторвались друг от друга и побрели, под удивленными взглядами редких утренних прохожих, по улице, держась за руки. Они шли наугад, не разбирая дороги и даже не пытаясь понять, куда идут, потому что взгляды их были прикованы друг к другу. Те чувства, которые они испытывали в тот момент, нормальный человек может назвать только одним словом — сумасшествие.
Говорят, влюбленным бог помогает, — когда они опомнились, то обнаружили, что подсознательно забрались куда-то к центру города, и теперь брели по улице, окруженной со всех сторон старыми парками, под самыми стенами древнего замка. Они свернули в парк и пошли по тенистой аллее, совершенно темной в слабых еще лучах утреннего солнца. Вокруг царила удивительная тишина, и только щебетание птиц и шуршание гравия под ногами нарушали ее.
Они, не сговариваясь, свернули с дорожки и, на всякий случай спрятавшись от постороннего взгляда за огромным кустом сирени, поцеловались снова, на этот раз еще более жарко и страстно, почти теряя самоконтроль от сильнейшего желания близости.
А когда оторвались наконец друг от друга, то поспешили в глубь парка, туда, где в тени старых деревьев можно было бы остаться совершенно одним…
Степан обнял Лолиту снова, но на этот раз движения его были куда более уверенными и откровенными. Он прижал девушку спиной к стволу старого тополя, и Лита внезапно почувствовала, как нужна ей была эта поддержка. Она ослабела и не могла унять дрожь в коленках, когда Степан, нежно целуя ее в шею, расстегнул ей блузку, оголив маленькие упругие груди. Он целовал их, и Лолита кожей чувствовала судорожный трепет его губ, его рук, которые гладили ее бедра, пытаясь справиться с ее шелковой юбкой.
