Раутборд Шугар - Сладость мести
Кингмен Беддл смахнул со своего костюма, сшитого на заказ в фирме «Шепард энд Андерсен Севил Роу», ниточку, и та, падая, вспыхнула в потоке солнечных пылинок, льющихся в кабинет из громадного треугольного светового люка. Силуэт Беддл-Билдинга в свое время изменил лицо Нью-Йорка; так, по крайней мере, писали восторженные критики, имя которым — легион. Средневековые иллюстрированные манускрипты из коллекции Беддла, разложенные в витринах из тяжелого полированного дерева под конусообразными стеклянными колпаками, были освещены ослепительными столбами солнечного света, пробивающегося в помещение через особый арочный люк. В буйстве света серебряные рамки для фотографий и картин фирмы «Картье» сверкали так сильно, что он щурил свои синевато-серые глаза с набухшими веками. На рульменовском письменном столе стоимостью в миллион долларов стояли три такие рамки с тремя фотографиями: Кингмен Беддл на собственной яхте в компании с президентом США, одна из двух Энн (снято несколько лет назад) и Флинг — совершенно живая на поразительно красивой фотографии из первой серии рекламы продукции «Кармен Косметикс». Теперь к рамке кем-то была привязана черно-шафранная лента — знак посмертного уважения и памяти. Кингмен легким движением руки сбросил ленту. Он успел устать за эти дни: от проблем, вызванных ее смертью, от мыслей о тех фантастических убытках, которые грозят фирме. Смерть глянула в Беддл-Билдинг и утащила его жену — фотомодель, рекламировавшую продукцию «Кармен Косметикс». Это могло разрушить фирму, главную дойную корову в его стаде, с той же быстротой, с которой она возникла.
Аршинный заголовок на обложке «Нью-Йорк пост» вопил: «Флинг! Фюйть! Бах!» — возвещая о самоубийстве американской супермодели, сбросившейся с крыши небоскреба Беддл-Билдинг. Кингмен только что прибыл из аэропорта. Но он уже знал обо всем из газет, прочитанных по дороге, и со слов своего шофера. Это случилось позавчера. Слухи и факты перемешались в его воспаленном от бессонницы мозгу, а времени, чтобы все осмыслить и расставить по местам, просто не было. Флинг! Как могла она сделать такое? С ним! Именно теперь! Так безжалостно! Еще позавчера он был на вершине богатства и славы, и вот Флинг, это невинное создание с гримаской надувшегося ребенка, шагнула через край, словно бы принося себя в жертву. Кому? Зачем? Флинг! Кто бы в агентстве ни дал ей некогда это прозвище, он знал, что делал. Флинг, флирт, фюйть. Не так давно это имя буквально околдовало целое поколение американцев и американок. Сегодня оно звучало, как насмешка.
Кингмен мельком взглянул на фотографию. Безупречное, будто вылепленное скульптором лицо, но при этом с глазами цвета знойного неба, наивное и пытливо-любопытствующее, чувственное. Флинг пристально глядела на него с фотографии, и Кингмен отвернулся. «Что должна была чувствовать в последнее мгновение эта юная женщина? — подумал он, стискивая руки за спиной. — Может быть, она пыталась таким образом разорить компанию? И не со мной ли она сводила счеты, шагнув с крыши?» Беддл яростно вцепился смуглыми, загорелыми пальцами в свою курчавую шевелюру и нахмурился. Слава Богу, их псу хватило ума и силы не последовать за хозяйкой до конца, вырваться из ее предсмертных объятий и приземлиться на одну из зигзагообразных террас Беддл-Билдинга, прозванного Вавилонской башней. Не сделай животное этого, произошли бы сразу две трагедии. В одном месте и в один день. Но нет, — Пит Буль приземлился на все четыре лапы на крышу поливальной машины, катившейся посреди петуний Эда Макналти из отдела по развитию компании «Кармен Косметикс». Поджав губы, Кингмен вытянул руки, заграбастал пса, а когда разогнулся, то издал долгий, протяжный свист, как бы примиряясь с тем, что сегодня ему выпал такой безумно тяжелый день — день похорон Флинг. Надо было хоть чуточку отвести душу перед тем, как отправиться на подготовленную с помпой («Вход — только по пригласительным билетам!») заупокойную службу в соборе Св. Патрика.
Похороны станут гвоздем сезона. В последний путь провожают жену не какого-нибудь рядового бизнесмена, а жену богатейшего человека в Нью-Йорке, женщину, которой и самой удалось стать не менее знаменитой, чем Мэрилин Монро. Даже спустя годы жители Нью-Йорка, равно как молодые, но честолюбивые фотомодели из «Де Муэн», будут рассказывать, в какой момент и при каких обстоятельствах они узнали, что Флинг — ей вполне хватало ее псевдонима, означавшего и «бросок», и «веселье», — выбросилась с крыши самого высокого в мире небоскреба, в котором размещается штаб-квартира компании ее мужа, и лежала мертвая посреди Пятой авеню напротив ателье Бергдорфа Гудмена, а манекены из витрин, широко открыв глаза, смотрели на Флинг, явившуюся собственной персоной.
Флинг была бы растрогана: многотысячная толпа уже выстроилась в очередь вдоль Пятой авеню, совсем как во время парада в День Благодарения. Черт бы ее побрал!.. Должно быть, в глаз Кингмену попала соринка — глаз начал слезиться… Он любил ее — когда-то. Он по-прежнему любил ее. Просто он устал от этой юной женщины, больше ничего. Продвигаясь все выше и выше, утверждая себя в этом мире, он постоянно нуждался в чем-то новом, что удовлетворило бы его извращенный вкус и разгорающийся аппетит. Он не хотел причинить ей боль. Красивая чертова кукла! Что ей стоило отойти от края и не прыгать вниз? Неужели он бы не заплатил ей за это? Куда смотрел доктор Корбин, уж он-то имел опыт обращения с Энн Первой и Энн Второй?
Первая жена Кингмена, Энн Рендольф Беддл, и их дочь, Энн Вторая, к которой Кингмен с той поры, как в доме объявились две женщины с одним именем, обращался не иначе, как «Другая», находились под присмотром Корбина в течение многих лет. «Вообще-то, — подумал Кингмен, прижимая к себе Пит Буля, — называть дочь именем матери — отрыжка того идиотского аристократизма, который присущ южанам. Так или иначе, доктор Корбин должен был быть начеку, если Флинг малость тронулась или просто впала в депрессию. Господь милосердный! Этот врач должен был ей что-то прописать по такому случаю, ведь не за красивые же глаза он получает от меня свой сумасшедший гонорар». Кингмен закурил. Лишить себя своей глупой жизни да еще чуть было не утянуть за собой его призового пса! Чертова Флинг! Со склоненной на манер статуи молящегося Св. Франциска головой Беддл зашагал взад-вперед по кабинету.
Она была чересчур влюблена в него, а любить реального Кингмена Беддла из этого мира — невозможно. Конечно, изловчившись, можно совместить в одном лице Беддла выдуманного и Беддла настоящего, если, разумеется, тот позволит, но и в этом случае необходимо держать дистанцию и не подчиняться ему всецело, как это умели делать, например, Бейб Пэйли или Жаклин Кеннеди-Онассис. Разве не нуждаются великие люди в узде? Разве не приходилось их женам искать в жизни свой собственный путь? И разве не удалось доктору Корбину внушить эти прописные истины двум Энн?.. Кингмен развернулся и посмотрел на картину известного импрессиониста, висящую над столом.
