Дороти Иден - Винтервуд
— В мисс Браун, Флора, ничего ужасного не было. Ужасной была ты. И я тебя предупреждаю: если ты опять будешь так же скверно себя вести, папа тебе на помощь не придет. Он и так слишком тебя балует.
— Значит, пройдет еще неделя, прежде чем тетю Тэймсон можно будет тронуть с места? — деликатно сменил тему разговора отец Флоры.
— Таково мнение доктора, хотя я ничуть иностранным врачам не доверяю. Просто не дождусь, когда доставлю ее домой, под наблюдение доктора Манроу.
— А мне и самому хотелось бы поскорее вернуться домой, в Винтервуд.
На это женщина ответила протяжным вздохом:
— Не будь таким типичным замкнутым островитянином, Дэниел. Винтервуд достаточно давно стоит на своем месте. Никуда он не денется и до нашего возвращения.
Некоторое время все молчали. Потом мужчина снова заговорил:
— Не надо было брать с собой Эдварда. Он стал совершенно неуправляем.
— Ничего подобного! Ты вечно к нему несправедлив. Балуешь Флору, да и Саймона тоже, а мой милый Тедди всегда, по-твоему, в чем-то виноват. Континентальная Европа — неподходящее место для восьмилетнего мальчика.
— Я согласна с тобой, папа. Он с самого начала вел себя просто кошмарно! — убежденно воскликнула Флора.
— Надеюсь, Элиза сможет за ним приглядеть, — встревоженно произнесла женщина. — Она не очень хорошо себя чувствует. Я ее предупреждала — здешнюю воду пить нельзя, но она все равно пила, и теперь вот наказана. И мы — вместе с ней: если завтра ей не станет лучше, всем придется целый день сидеть дома.
— Мама, я должна пойти на Пьяццу покормить голубей. Папа...
— Не будем сейчас говорить об этом, маленькая, занавес вот-вот поднимется. Да и вообще, Элиза к утру поправится, и, смею тебя заверить, солнце будет светить, и голуби никуда не денутся.
— Пока Элиза не выздоровеет, мы не сможем отправиться обратно в Англию. Без ее помощи я просто не справлюсь. Я не меньше тебя хочу вернуться домой, Дэниел. — В голосе женщины слышалась истерическая нотка. — Вся эта история действует мне на нервы. Бедная тетя Тэймсон с каждым днем слабеет. И при этом она такая чужая мне! А тут еще Флора вела себя так скверно, что мисс Браун решила от нас уйти. Как ты могла, Флора? В чужой стране!
— Меня довели, — самодовольным тоном отозвалась девочка. — Да и вообще, мисс Браун желала только расхаживать со своим путеводителем и любоваться статуями. Она часами оставляла меня одну. Я же тебе говорила.
— Флора! — обратился к ней отец.
— Ш-ш-ш! Занавес поднимается.
Когда занавес опустился в последний раз и стихли аплодисменты, Лавиния решила быстро выскользнуть вон вместе с Джианеттой, не задерживаясь, вопреки своему тайному желанию внимательнее разглядеть семейство, столь близко от нее находившееся.
Однако она не смогла удержаться от прощального взгляда и, к своему удивлению, увидела, что мужчина взял девочку на руки и понес ее прочь из ложи.
На лестнице люди уступали им дорогу. Голова девочки доверчиво покоилась на плече отца.
Лавинии пришлось двинуться следом за ними. В вестибюле она увидела, как служитель подкатил кресло на колесиках и девочку усадили в него. После этого отец быстро покатил коляску, а его жена в своих пышных юбках последовала за ними.
Ребенок оказался инвалидом. Боже, это ужасно...
Глава вторая
На следующее утро по чистой случайности кузина Мэрион решила посетить одну свою английскую приятельницу, остановившуюся в гостинице в районе Академии. Она сказала, что возьмет с собой Джианетту, а Лавиния может тем временем заняться чем пожелает. Как это часто бывало, решение кузины Мэрион выглядело как проявление заботы, хотя на самом деле ничего похожего не было: просто она опасалась, что ее английская приятельница может узнать Лавинию.
Венеция... Купола базилики святого Марка под покрывалом, сотканным из солнечного света, выцветшие светло-коричневые стены Дворца дожей и старые-престарые ржавого цвета черепицы тесно прижавшихся друг к другу домов, черные гондолы, скользящие по темно-зеленой воде каналов, трепетание и шум крыльев голубей, встревоженных ударами большого колокола Кампанильи... Вся эта красота захватывала Лавинию, хотя она находилась здесь в весьма скромной роли компаньонки кузины Мэрион. Лавиния заставила себя мириться с тем, что кузина третирует ее и всячески пытается унизить по мелочам, — противиться этому она не могла: что бы она делала после суда над Робином, если бы кузина Мэрион не забрала ее к себе? У нее не было ни денег, ни доброго имени.
Кто захотел бы воспользоваться услугами молодой женщины, выступавшей главной свидетельницей по делу об убийстве и замешанной в крайне сомнительной истории? Робин, лишившись всего своего достояния во время очередного безумного увлечения картежной игрой, в конце концов поставил на карту собственную сестру — вернее, пообещал выдать ее замуж, когда сел играть с этим отвратным Джастином Блэйком, который так страстно ее домогался. Джастин выиграл и в пьяном виде явился в комнату Лавинии, чтобы тут же, не сходя с места, востребовать свой выигрыш. К счастью, Робин, протрезвев от сознания, что совершил нечто вопиющее, последовал за ним. Во время завязавшейся схватки Джастин упал, ударился головой о медную подставку для дров возле камина и тут же, на месте, скончался.
Робину поначалу предъявили обвинение в убийстве, но впоследствии формулировка была заменена на «неумышленное убийство». Тем не менее его приговорили к семи годам тюремного заключения, и в настоящее время он находился в Пентонвиллской тюрьме. Бедный, невезучий Робин, запертый в своей убогой камере, в то время как она пребывает в Венеции, хотя и на таких скромных ролях!
Пытаться понять, почему кузина Мэрион решила помочь Лавинии, было бессмысленно: конечно, можно было предположить, что эта женщина, всегда завидовавшая красивой внешности Лавинии и ее популярности, действует так из мелочного желания взять реванш. Но лучше было считать, что ею движет искреннее сочувствие, а ее требования, чтобы Лавиния одевалась как можно скромнее и держалась в тени, продиктованы только опасением, что иначе Лавинию могут узнать, а это было бы катастрофой.
Но, смирившись с убогим, бесцветным платьем компаньонки, Лавиния с нетерпением ждала вечера, который они проведут в опере. Когда кузина Мэрион вдруг почувствовала себя не в силах выйти из дома — у нее часто бывали приступы сильнейшей головной боли на нервной почве, — Лавиния была несказанно обрадована, услыхав, что она может пойти в театр, если Джианетта согласится ее сопровождать.
Вот тогда-то ей внезапно и пришла в голову безумная мысль. Для нее было непереносимо отправиться в чудесный театр Ла Фениче в единственном оставшемся у нее теперь вечернем туалете — ничем не примечательном синем шелковом платье, которое кузина Мэрион всячески одобряла.