Саша Майская - Русский купидон
— Пока не знаю. Маловато места, не развернешься. Был бы хоть областной центр, сошел бы коррупционный скандальчик. Или шантаж! Совращение малолетних главой администрации…
— …поселка Кулебякино. Ты свихнулась, Серафима.
— Ничего подобного. Я же говорю, у нас здесь это не пройдет, не тот масштаб. Не-ет, нам нужен скандал другого рода. Глубоко частный. ИНТИМНЫЙ. Если, конечно, ты понимаешь значение этого сложного слова.
— Не хами, Сима. Лучше приведи пример.
— Ну… Вот Эдик, например? «Все для дома и участка».
— И что Эдик?
— Может, он голубой?
— Эдик?! Ты точно чокнулась!
— Глашка! Эдик здесь совершенно ни при чем. То есть он на самом деле может быть кем угодно, но если правильно пустить слушок…
— Серафима! Мне стыдно за тебя. Эдик починил нам насос, посоветовал отличную подкормку для плетистых роз, накачал тебе велосипед, а ты…
— Хорошо, Эдик не пойдет. Забудь об Эдике.
— Да как это — забудь об Эдике! Эдик, он же прекрасный человек…
— Забудь! Все! Потом, он же уже старый. Ему лет сорок…
— Ой, чья бы корова мычала…
— Нет, Глашечка, ты не понимаешь специфики. Нам нужен кто-то помоложе. И лучше всего — кто-то с абсолютно незапятнанной репутацией. Тот, чье имя и скандал несовместимы, как… как…
— Котлеты и шампанское.
— Молодец.
— Кушать хочется. А в чем скандал?
— Разумеется, в сексе!
— Сима!
— Что? Слово забыла? Или как это выглядит?
— Что «это»?
— То, что делают двое, чтобы заделать третьего.
— Серафима, я ухожу.
— Стой. Ни слова о братце с двумя племянниками.
— Фу! Пошлячка.
— Хорошо, могу перейти на медицинские термины. Ты же знаешь, мой четвертый муж был проктологом…
— Не надо! И вообще, это глупо. Мы с тобой просто старухи, мы совершенно не знаем, как это происходит сейчас…
— Глаша, ты меня извини, но техника за последние пару тысяч лет…
— Я не о технике, а об антураже. Во времена нашей с тобой половой активности даже рука парня на твоей заднице могла служить серьезным поводом для замужества, а сейчас этого не гарантируют даже десять лет совместной жизни и трое нажитых детей…
— А говоришь, не разбираешься.
— Серафима, КАК ты собираешься это сделать?
— Не сделать. Поспособствовать. Слушок, словцо, обстоятельства… Глаша, в таких делах я художник. Надо ждать вдохновения. Вот когда я уводила Вадим Витальича у его первой жены…
— Ужас. И это — мой близнец. С кем ты собираешься проворачивать свои гнусные делишки?
— Пока не знаю. С кем-то, у кого безупречная репутация. Да вот, хоть бы и с…
Аглая привстала, чтобы проследить взгляд сестры. Серафима же задумчиво уставилась на низенький зеленый заборчик, ограждавший участок на противоположной стороне улицы…
1
Когда жарко, то все вокруг кажется немного замедленным. Как на рапиде в кино. Вероятно, из-за воздуха, который струится над капотом вашей машины, и его можно потрогать отвратительно потной, скользкой рукой…
Максим Сухомлинов провел влажной ладонью по влажному ежику волос, стряхнул капли пота с висков. Ледяной душ. Потом ледяной нарзан. Потом ледяное… ну, пусть пиво. Пару бутылок, не больше.
Он, как полный идиот, стоял на светофоре. Идиотизм заключался в том, что светофор торчал посреди поля сурепки, где и пролегала узкая частная дорога, ведущая в престижный, элитный и понтовый поселок Кулебякино. Ни перекрестков, ни пешеходов, ни диких зверей, ни встречных машин, ни, соответственно, ГИБДД, но Макс Сухомлинов почему-то торчит перед красным сигналом светофора и плавится от жары в своем джипе.
Кондиционер сломался еще в Москве, перед выездом, и техник на сервисе с надеждой заглядывал в глаза, но Макс ждать больше не мог. Он вообще уже давно не мог ждать. Он устал от этого города, равно как и от десятка других столиц, он больше не мог и не хотел зарабатывать сумасшедшие бабки и разруливать сложные ситуации, он с наслаждением разбил плазменный телевизор, отдал ключи консьержке тете Гале и рванул из Москвы, надеясь только на одно: есть на земле место, которое не может, не имеет права измениться.
Кулебякино.
Светофор сменил цвет, отчего Макс еле удержался от хохота, и через четверть часа джип цвета «мокрый асфальт» уже полз по центральной улице, не вызывая ни в ком ни малейшего удивления. Здесь и не такие тачки видали.
Макс ехал медленно, вглядываясь в знакомые — и неузнаваемые — дома и улочки. Магазин «Продукты» стал «Супермаркет «Кулебяка». Опорный пункт превратился в симпатичный коттедж с государственным флагом, выложенным на клумбе перед входом. Аптеку снесли, зато есть ночной клуб. Фитнес-центр…
Перемен было достаточно много, но в целом все равно создавалось впечатление, что за последние двадцать лет в Кулебякине не изменилось ни-че-го.
Блудный сын возвращается домой, мелькнуло у Макса в голове. Бывший, любимый, но, тем не менее, блудный.
Двадцать лет назад шестнадцатилетний Макс Сухомлинов, лучший ученик кулебякинской школы и капитан футбольной команды, абитуриент МГУ и надежда честолюбивого семейства Сухомлиновых, собирался покинуть благословенные места если и не навсегда, то надолго. Двадцать лет назад он провел здесь последнее лето своего детства — довольно-таки отвязное лето, полное хулиганских и не вполне безобидных выходок. В то лето он, правда, и понятия не имел, что разлука с деревенским домом затянется надолго. Собственно, тогда он об этом и не думал.
На самом деле все вышло совсем не так, как предполагал сам Макс, и даже не так, как надеялся его отец, довольно большая по тем временам шишка в строительстве. Взять хотя бы то, что вместо предполагавшегося — и проплаченного, чего уж там скрывать, экономического факультета Макс взял да и поступил на исторический, закончил его и укатил по распределению аж на Дальний Восток. Там увлекся японской культурой, выучил японский и подался на Хоккайдо. Работал уборщиком, мойщиком витрин, заправщиком танкеров, снимался в киномассовке, плавал матросом на сухогрузе. Вместе с лихим дружком Серегой из Благовещенска сколотил первое состояние на подержанных японских авто, которые они в обход таможни гнали в Россию. Все потерял во время дефолта. Поступил на курсы менеджеров. Уехал учиться в Штаты. Вернулся в Москву и быстро понял, что полученные им знания весьма относительно подходят для российской действительности…
Отец его так и не простил, звал шпаной и «золотой ротой», по телефону общался вяло и неохотно, а потом спился и год назад умер, никому не нужный, забытый царь и бог строительного дела советской эпохи. Мачеха — женщина культурная и образованная — очень вежливо, но доходчиво объяснила Максу, что наследство он, конечно, получить может, но без боя она не сдастся, так что…
