Кристина Лестер - Утро в Нормандии
Может, все-таки, это не поселение коренных жителей? Может, кто-то просто коллекционирует индейские ковры и живет в загородном маленьком домике… Присутствие современного офисного стула и жалюзи на окне немного бодрило ее, но не слишком проясняло положение. Вокруг было призрачно тихо.
– Вот так, – пробормотала Кейт себе од нос. – Вчера в Париже, сегодня – в хижине команчей!
Хотя, какое там «вчера» и «сегодня»? Она же не знает, какой сегодня день, сколько времени прошло с тех пор, как она… а что с ней, собственно, случилось?.. Ох, ну хоть бы кто-нибудь что-нибудь рассказал! Что же она так и будет лежать одна?
– Эй! Хелло! Есть тут живые или нет?
Кейт попыталась встать, но голова так сильно закружилась, что она рухнула на свое странное ложе, накрытое очередным национальным ковром, как подкошенная, и снова потеряла ориентацию в пространстве. Перед глазами все плыло. Она видела, как вошла женщина, старая и сморщенная, подошла к ней и, бормоча под нос что-то на непонятном языке, стала бесцеремонно складывать Кейт на место. Та попыталась возразить, но язык словно сковало параличом и мышцы перестали повиноваться. Старуха бросила ей через плечо уже по-американски:
– Спи! – И вышла из комнаты, где вместо двери висел один из многочисленных ковров, от которых, честно говоря, у Кейт уже болели глаза.
Она решила последовать совету старухи и провалилась в сон.
Ей снились кошмары. Она от кого-то убегала. Что-то черное, светящее фарами, наступало на нее, что-то тащило вниз, вниз, вниз по огромной широкой лестнице, которая вела, казалось, в преисподнюю. Она пыталась высвободиться от чьих-то цепких рук, тащивших ее по ступенькам, и подняться, она пыталась кричать и звать на помощь. Но рот не слушался и не открывался, из груди вырывался стон… Руки, тянувшие ее вниз, вдруг оказались руками Сандры и Барби. Она снова закричала. Но в этот раз у нее получилось, и кто-то потащил ее вверх, кто-то очень близкий и знакомый. Она не видела его лица, только по ощущениям помнила, что уже встречалась с этим человеком… И все продолжала кричать…
– Эй!
Кейт открыла глаза, тяжело дыша. Над ней склонилась старуха. Она была встревожена.
– Эй! Ты боишься темноты или снов?
– Какой темноты?
– Я не оставила у тебя света, когда уходила.
– А… солнце где? – Кейт посмотрела туда, где недавно было окно, и поняла: она проспала до ночи.
– Ты кричала. Звала его на помощь.
– Кого?
Старуха покачала головой и промолчала. Значит, она проснулась от этого кошмара, а старуха прибежала на ее крик.
– Вы кто?
– Ты все равно не запомнишь мое имя.
– Вы… я – в резервации?
Старуха кивнула. На вид ей было не меньше девяноста, лицо ее все состояло из морщин, по обе стороны от высокого лба, сдавленного у висков, красовались тоненькие косички.
И как она могла сомневаться! Конечно, она у индейцев! Не повезло, так не повезло. Неизвестно еще, что с ней случилось и сколько она тут лежит.
– Пить?
– Не откажусь.
Старуха принесла воды, которая показалась Кейт невероятно вкусной, и что-то на хлебе. Съев загадочный бутерброд, не спрашивая, на всякий случай, из чего он состоит, Кейт попыталась встать.
– Э, нет. Тебе рано.
– То есть как это – «рано»?
– В тебе очень много лекарства. Ты упадешь.
– Какого такого лекарства? – угрожающе спросила Кейт.
– Не бойся. Я им всех лечу. И никто не жаловался. А вот это, – старуха показала одноразовый шприц, – я сделала тебе, чтобы ты успокоилась и перестала метаться в бреду, когда тебя ко мне притащили.
– А… меня притащили?
Старуха улыбалась, обнажая частые, но совершенно желтые, как у мыши, зубы.
– Сама ты в таком виде и шагу не могла ступить.
– А что со мной было?
– Упала ты. С дороги катилась, наверное. У нас там камни большие… Ты потерпишь, если я буду курить?
Кейт сглотнула. Рассказ старухи действовал возбуждающе: захотелось вишневого табаку.
– Да я и сама не прочь.
Старуха, не выказывая ни малейшего удивления, вышла, потом вернулась с горстью какой-то травы, ловким движением соорудила две самокрутки и подала одну своей гостье.
– Это – что?
– Это хороший табак.
Кейт затянулась и закашлялась. Табак действительно был очень хороший. Но продирал до самого топчана, на котором сидела Кейт… Некоторое время они молчали. Кейт мучила слабость, и, так и не отважившись на вторую затяжку, она откинулась на постель.
Она страшилась задать главный вопрос: сколько времени провела здесь. Наверное, отец обзвонил все морги, и в Париже ждет Бернар. А она… Интересно, здесь есть хоть какие-нибудь признаки цивилизации? Отвечая на ее вопрос, в соседней комнате что-то запищало. Старуха проворно засеменила туда и вскоре вернулась с трубкой радиотелефона, в которую оживленно говорила что-то на своем языке. У Кейт пропал дар речи. Как же так? А где же набедренные повязки? Окончив бурный диалог, старуха проследила за безумным взглядом Кейт и жестом предложила ей воспользоваться телефоном.
– Только в другой штат звонить через двойной код.
– У! Вот это да! А я думала, что у вас ничего нет.
– Как же? Мы нормальные люди.
Кейт набирала номер родителей. На всякий случай поинтересовалась у старухи:
– Это Техас?
– Да.
– А сколько я тут лежу?
– Три дня.
– Сколько?!!
– Да, завтра утром будет трое суток.
– Папа! Папа! – заголосила она в трубку, услышав голос отца. – Я жива!!!
– А я думал, что ты мне с того света звонишь. С Новым годом, дочка!
– Папа, я…
– Ты, я смотрю, хорошо развлекаешься. И Париж тебя ничему не научил.
– А… как я развлекаюсь?
– Что, уже не помнишь?
– Не помню.
– Зато шериф надолго запомнит. Штраф за стекло в «Корифеях» с меня уже содрали. С бензоколонкой будем разбираться потом.
– А при чем тут стекло? Папа! Я чуть не умерла! Я в резервации!
Но отец не обращал внимания на то, что она говорила.
– Виски до добра не доведет, Кейт! Ты когда должна быть в Париже?
– Се… сегодня утром. Папа, я не могу, у меня голова кружится, я даже не могу встать.
– Не пей! Я же тебе говорил.
– Да я ничего не помню! – возмущенно вскричала она. – Мне надо в Париж, черт побери! У меня нет денег и документов!
– Вот что, Кейт. Знаем мы эти старые песни. Все, чем я могу тебе помочь, это хороший совет. С шерифом тебе лучше не встречаться. Он мечтает увидеть тебя в полицейском участке. Поэтому приходи вечерком домой, а я потихоньку отвезу тебя в Остин, до аэропорта. Может, он тебя и простит, когда приедешь на следующие каникулы.
Кейт вкрадчиво задала главный вопрос:
– Папа, а где Харли?
– Да забрал я его, забрал.
– А где он был?
– Где бросила, там и валялся. На южной дороге, конечно, где ж ему быть? Неподалеку от той бензоколонки.
