Вайолет Уинспир - Дом незнакомцев
— Ох, Скотти, вы не представляете, какое облегчение было услышать, что с Надей все в порядке, — с трудом улыбнулась Марни. — Она в самом деле смогла сесть в коляску без посторонней помощи?
— Конечно, смогла. Я бы сказала, что это хороший признак, не правда ли? Это доказывает, что ноги у нее не совсем беспомощные, но, с другой стороны, мистер Стиллмен так всегда и говорил.
Они все еще беседовали о Наде и ее перспективах, когда в хирургическую вернулся Пол. Его лицо было бесстрастным, но глаза сверкали блеском закаленной стали — явный признак того, что он только что спорил. Он предупреждающе поднял руку, когда Марни начала говорить.
— С вашей стороны очень мило утверждать, что несчастный случай произошел по вашей вине, Марии, — сказал он, — но я видел, на какой скорости Деннис огибает этот угол у парка, словно он участник ралли в Монте-Карло. Во всяком случае, он был потрясен и теперь отправился домой с поджатым хвостом.
Марни не могла не посочувствовать Эрролу, но видела, что с Полом лучше не спорить. Он уже решил для себя возложить большую часть вины на Эррола, и она, по правде говоря, чувствовала себя слишком слабо, чтобы вступать в споры. Нога у нее была ободрана и болела, а бедро довольно противно пульсировало, несмотря на обезболивающее, которое Пол вколол ей.
Она с трудом, словно старуха, выбралась из постели на следующее утро, но настояла, что будет работать, поскольку был четверг и офисной работы накопилось очень много. Когда в одиннадцать часов им принесли кофе, Пол предложил выпить его у него в гостиной.
Он взял поднос и понес к двери, отделявшей офис от его апартаментов.
— Пойдемте, — сказал он, — вы сегодня слишком слабы и утомление нежелательно, мне придется нянчиться с вашим здоровьем, Марни.
Она улыбнулась и последовала за ним в гостиную, он мило ухаживал за ней. Он вынул бутылку виски из буфета и налил по чуть-чуть в каждую чашку кофе, потом добавил сливок.
— Ирландский кофе, — сказал он, передавая ей чашку. — Отлично восстанавливает силы.
— Спасибо. — Прихлебывая кофе, который был действительно хорош на вкус, она откровенно изучала его гостиную. Это была по сути своей мужская комната, но все в ней приятно гармонировало, откровенные, яркие краски Ван-Гога над камином оттенялись большим ковром песочного цвета, лежащим на полу. Глубокие кресла были обтянуты натуральной кожей, и Марни загляделась на полку вдоль спинки большой кушетки, предназначенную, видимо, для книг, пепельниц и бокалов.
— Вам нравится моя комната, Марни? — Пол присел на ручку одного из больших кресел, и Тигр, его полосатый кот, вышел из дремы и забрался к нему на колено. Басистое мурлыканье Тигра смешивалось с уютным тиканьем часов на каминной полке, и Марни утонула в кресле и почувствовала, как ее ноющее тело расслабилось в нем.
— Я ее обожаю, — ответила она. Она указала на картину над камином. — Это ведь Ван-Гог, не так ли, мистер Стиллмен? Такие живые краски. Я почти чувствую жар, исходящий от этих солнечных мазков.
Пол стал рассматривать картину, а Тигр сидел, с наслаждением чувствуя, как тонкие, подвижные пальцы поглаживают его шерстку.
— Цвет означал для Ван-Гога страсть, солнечный свет был жизнетворным элементом страсти, — прошептал Пол. — То и другое были для него нераздельны, как тому и следует быть, однако не все принадлежат к его школе мышления. — Теперь серые глаза задумчиво изучали Марни. — Думаю, вы принадлежите к этой школе, Марни, а в наше время немного найдется девушек, о которых можно так сказать. Любовь стала для многих бессмысленной игрой, и это заставляет мужчину опасаться всего и нервничать.
Его замечание смутно встревожило ее, потому что вернуло мысли к той сцене между ним и Иленой недели две назад, которую прервало ее появление. Тогда его поведение встревожило ее, вспомнила она. Он был в ярости… но, кроме того, задет и озадачен. Словно какое-то сомнение относительно Илены закралось в его сердце в тот вечер, и Марни не могла не чувствовать, что он говорил об этом, утверждая, что для многих девушек любовь — всего лишь игра.
Она взяла миндальный бисквит с кофейного подноса и откусила кусочек. Пол положил в блюдечко немного сливок для Тигра, и тот вылизывал их, жадно мурлыкая и пачкая мордочку и усы. Пол смеялся над ним, напряженное выражение исчезло с его лица, и Марни подумала, что он похож на задорного мальчишку, с белозубой улыбкой и волосами, по обыкновению падавшими ему на глаза. Он очень нравился ей, и в ней зашевелилась обида при мысли о том, что Илена может сделать его несчастным.
Через некоторое время он начал говорить о своих пациентах, и разговор вдруг перешел на Джинджера. Теперь, когда мальчику сделали рентгеновские снимки и место травмы было полностью изучено, Пол собирался оперировать его как можно скорее. Но здесь существовала проблема. Прежде чем делать операцию, нужно было найти мать Джинджера. Она бросила его три года назад, но это не отменяло необходимости получить ее согласие на операцию ненужного ей ребенка.
— Ирония, не так ли? — Пол предложил Марни сигарету и дал прикурить. Потом закурил свою. — Отчасти она виновата в том, что случилось с мальчиком, и все же я ничего не могу сделать, чтобы помочь ему, пока она не даст официального согласия. Когда она ушла от Фарнинга, то отправилась на север с каким-то мужчиной. С тех пор как она рассталась с ним, похоже, постепенно катится вниз. У меня мало сомнений в ее образе жизни, и полиция, вероятно, довольно скоро отыщет ее. Проблема в том, что такие женщины могут жить под дюжиной разных имен.
— Вы действительно можете снова сделать Джинджера здоровым и сильным? — с волнением посмотрела на него Марни.
— Я собираюсь очень постараться, черт побери, милочка. — Он улыбнулся ее волнению. — Благодаря вам его нервы сейчас в гораздо лучшем состоянии, чем прежде, и он хорошо ест. Однако есть еще одно. Я заметил, что вы, похоже, проводите с ним большую часть своего свободного времени. Вам нужно почаще покидать клинику.
— Мне нравится быть с Джинджером, — мгновенно ответила она. — Мне так жалко его. Знаете, мистер Стиллмен, он никогда не был на море. — Ее потемневшие глаза были полны сострадания к мальчику. Их глаза встретились. — Он никогда не плескался в море, не собирал ракушки, не делал из песка куличики. Я так любила все это, когда была ребенком, и мой отец сажал меня к себе на плечи и заходил со мной в воду, пока я не перестала бояться и научилась плавать как рыба. — Она обхватила колено, и глаза ее стали мягкими и задумчивыми. — Я обожала своего отца. У него была чудесная, живая улыбка и огромное сердце. Он был очень высокий, как вы, мистер Стиллмен, а мама казалась рядом с ним совсем крохотной. Он поднимал ее в воздухе с такой же легкостью, как меня.
