Элен Эрасмус - Опьяненная любовью
— А почему голова перевязана?
— Содрали кожу в нескольких местах. Послушайте, ну и волосы у вас! Густые, вьются, а цвет… Даже не знаю, как назвать…
— Умело заваренного кофе — так говорит моя тетя Барбара.
— Ну что ж, она права. Кстати, помнится, мистер Джексон что-то про нее говорил.
Элен занервничала. Только не хватало, чтобы тетке сообщили о случившемся. Вместо одного несчастья будет два.
— Господи! Неужели Джексон сообщил Барбаре обо мне? Ведь эта неугомонная женщина все бросит и примчится сюда.
Клара отошла к столу, где стала позвякивать какими-то металлическими вещицами. Шприц, наверное, готовит. Потом прервала молчание:
— Не думаю. Кажется, герр Джексон, наоборот, не хотел, чтобы звонили вашей тете. Мы спросили, надо ли сообщать родным, а он говорит, если вы считаете, что с мисс Олдфилд все будет в порядке, то пока в Лондон сообщать ничего не буду. А потом уж как сама Элен решит.
Укол возымел действие. Пришел крепкий сон, через толщу которого не пробивались ни боль, ни сигналы измученного тела, уставшего находиться в одном положении.
Когда Элен проснулась, в висках пульсировала боль. Плечо, крепко схваченное повязкой, нестерпимо ныло. Лодыжка тоже давала о себе знать. Еще не открывая глаз, Элен заявила о своем пробуждении тихим стоном.
— Что случилось? — раздался рядом мужской голос.
Элен оторопело открыла глаза и встретилась с взволнованным взглядом Филиппа.
— Вы?! Почему вы здесь? Где Клара? — В вопросе прозвучало больше строгости, нежели хотелось Элен.
— Я сейчас позову ее. Как ты себя чувствуешь, Элен?
— Не знаю. Еще не поняла. Мне не нравится, что ты меня застал в таком виде!
Филипп широко улыбнулся:
— Ну, значит, все в порядке!
— Странный вывод.
— Еще недавно тебя совершенно не волновал твой внешний вид.
— Я что же, не все время была без сознания?
— Нет, ты разговаривала.
— И я видела тебя? Общалась с тобой?
Филипп изучающе смотрел ей в лицо, так доктор пытается по обрывкам фраз составить свое впечатление о состоянии здоровья больной.
— Ты меня узнала. Но я не все понял из того, что ты настойчиво пыталась мне втолковать.
— Я говорила?! Что?
— Насколько я смог понять, ты волновалась о ребенке, что совершенно естественно. Ты же еще не знала, чем дело кончится, и, наверное, боялась, что девочка останется сиротой. Твердила как заведенная: ее нет! ее нет!
От невозможности что-либо объяснить, от бессилия, от беспомощности Элен тихо заплакала, чем не на шутку встревожила Филиппа.
— Клара дома? Позови Клару, — скорбно опустив уголки рта, попросила она.
Филипп опрометью бросился к двери. В мгновение ока Клара была найдена и уже шелестела быстрыми шагами к комнате больной.
— Что случилось? — взволнованно спросила Клара.
— Шшш, — зашикал Джексон, а затем сказал покаянно: — Я во всем виноват! Расстроил Элен напоминанием о ребенке. У нее ноет все тело, глаза наполнены болью, а я как последний идиот затеял разговор о ее дочери!
— У Элен есть дочь?!
— Шшш, — снова зашипел встревоженный Филипп. — Не выдавайте, что я проговорился. Храните, как врачебную тайну. Клара, я пока побуду на улице, а потом, если позволите, зайду еще раз.
Когда Клара приблизилась к кровати, то увидела, что заплаканная Элен, морщась от боли, пытается преодолеть смех. Истерика?
— Элен, что с вами? Испугали мистера Джексона, теперь пугаете меня.
— Клархен, дорогая, закройте поплотнее дверь и подойдите ко мне.
Клара мгновенно исполнила просьбу. На ее лице застыло выражение озабоченного любопытства.
— Наклонитесь.
Слово больного — закон. Клара подставила ухо почти к губам Элен. Та еще немного помучилась, борясь со спазмами смеха, а потом сказала:
— Клара, у меня нет ребенка. Понимаете? У меня нет маленькой девочки. Но мне никак не втолковать этого мистеру Джексону. Он вбил себе в голову чушь какую-то про мою дочь и мучает меня своими утешениями и нравоучениями. Нет никакой девочки! Вы поняли меня?
Как любая женщина на ее месте, Клара была зачарована необъятными возможностями доверенного ей сюжета. Он защищает ребенка, которого нет. А она защищает себя, говоря, что нет никакого ребенка… Странная история! Помолчав в замешательстве, Клара участливо спросила почему-то шепотом:
— А на самом деле?
Элен не поняла вопроса.
— Что на самом деле?
— В действительности-то есть девочка?
В полном изнеможении Элен закрыла глаза и вдруг снова стала с видимым трудом выкашливать из себя смех, который усиливался тем больше, чем труднее было сопротивляться его неотвратимости.
Клара была совершенно сбита с толку. Чем она могла так осложнить дело? Что не так сказала?
— Сейчас, милая… Сейчас во всем разберемся. Только не плачь. Нет таких положений, из которых не найдется выхода. Это так, не будь я Клара Берг.
— Клара Берг, помолчи, пожалуйста, мне очень больно смеяться.
— Ты смеешься? — рассмеялась в ответ хозяйка. Но глаза ее не доверяли столь простому решению проблемы. Не легкомыслие ли бедной больной проявляется в ее неожиданном веселье? Клариному сердцу в этот момент было милее серьезное отношение к ребенку мистера Джексона. Но, в конце концов, он и старше этой прелестной девушки. — Элен, дорогая, ты хочешь, чтобы я сказала мистеру Джексону, что… Что мне надо ему сказать?
Элен молчала.
— Поговорим обо всем позже, хорошо, Клара?
— Да, — охотно согласилась та. — Мы сейчас освежим повязки. Постараюсь все делать так, чтобы тебе, милая, не было больно.
Не умолкая ни на секунду, пересыпая речь шутками, Клара делала свое дело с мастерством профессионала высокого класса. Когда процедуры были закончены, Элен, устало откинувшись на белоснежные подушки, попросила:
— Дай мне, пожалуйста, зеркало. Я, наверное, сейчас такая страшная…
Клара в ответ хмыкнула, а зеркало дала, только когда посчитала, что больная уже приведена в полный порядок. Клара сочла необходимым заново перевязать голову Элен не только в медицинских целях, но и по личным соображениям — ей удалось приукрасить симпатичную пациентку, выпустив на свободу пару кудряшек надо лбом и пару локонов у шеи. Оглядела свою работу и осталась довольна.
— Можно звать, — вынесла вердикт Клара.
— Кого? — встревожилась Элен. Уж не встреча ли с врачом ей уготована?
— Как кого? Герра Джексона, конечно. А то он замерзнет совсем. — Она отдернула занавеску, выглянула на улицу и с удовлетворением доложила: — Вон он ходит, бедный. Переживает. Красивый мужчина!