Мэри Берчелл - Достойна ли я счастья?
Тут Пол тоже вспомнил о Мэриголд и быстро повернулся к ней.
— Все хорошо, — прошептала она. — Не беспокойся обо мне. — Она готова была молиться, чтобы на ее лице не отразилось ничего, кроме смущения, вполне естественного для любой молодой женщины, которой пришлось наблюдать такую неприятную семейную сцену в первый день медового месяца.
Но в следующий момент она поняла, что от нее требуется не только это. Она должна встать и принять вежливое «до свидания» Линдли, произнесенное так цинично, что она могла ответить только ледяным молчанием.
Наконец мужчины вышли из комнаты, и Мэриголд снова опустилась в кресло и закрыла глаза. Страх нахлынул на нее, как волна. Она дрожала, вспоминая обо всем, что ей довелось услышать. Но потом — как будто милосердная природа сделала для нее все возможное — Мэриголд уже не могла думать ни о чем, кроме того, что Линдли ушел и Пол остался в неведении по поводу нее.
Смешно цепляться за эту призрачную надежду. Она должна помнить, что, раз уж Пол ничего не знает, ей придется все глубже и глубже погружаться в обман, пока ее не разоблачат. И неужели тогда она будет в состоянии что-то изменить?
«Но я не могу думать об этом сейчас, — сказала себе Мэриголд. — Я просто не способна думать об этом сейчас. У меня медовый месяц. Я жена Пола. Если все станет известно уже завтра, я побуду женой Пола несколько часов. Больше мне не на что рассчитывать».
Ее мысли путались. Она услышала голос Пола, говорившего очень нежно:
— Выпей это, дорогая. Что случилось? Надеюсь, ты не слишком испугалась этого чертового негодяя?
— Нет, — прошептала Мэриголд, зная, что она никогда в жизни еще так не пугалась, как сейчас. — Нет. Со мной все в порядке, просто немного болит голова. Я только на секунду закрыла глаза.
Он поверил ее объяснению, но смотрел на нее с беспокойством, и Мэриголд ругала себя за дурацкий приступ слабости. Пол наверняка решит, что она подобна некоторым героиням викторианской эпохи, падавшим в обморок, если в их присутствии двое мужчин повздорили. Возможно, он даже задумается, не было ли ее состояние вызвано какими-то доселе неизвестными ему причинами.
Осознав, что ее измученное воображение готово преподнести ей новые, еще более неприятные сюрпризы, Мэриголд сделала над собой величайшее усилие и постаралась обрести контроль над своими чувствами.
Она села прямо и улыбнулась Полу:
— Я превосходно себя чувствую. Он ушел?
— Кто, Линдли? Конечно. С каким удовольствием я бы спустил его с лестницы! Говорю тебе, дорогая, я ужасно виноват, что позволил тебе пережить такое в день нашей свадьбы. Вряд ли у тебя теперь сложится хорошее представление о нашей семье. Но все дело в этом нелепом браке. Мы со Стефани совсем не такие…
— О, спасибо, — промолвила Мэриголд и начала смеяться. Она продолжала истерически хохотать до тех пор, пока Пол не сказал:
— Я ничего не понимаю! Извини. Но знаешь, ты безумно милая. — И он тоже стал смеяться и поцеловал ее так, что ей страстно захотелось прижаться к нему и рассказать все.
Но признание было для Мэриголд непозволительной роскошью. Ей оставалось только одно — жить настоящим, забыться в объятиях Пола, спасавших ее от мыслей об ужасной пропасти, которая вдруг открылась ее испуганному взору.
Потом они сели у огня в одно большое кресло и начали строить заманчивые планы на будущее. И когда Пол внезапно сказал: «Я бы хотел, чтобы этот тип свернул свою проклятую шею по пути в город», Мэриголд чуть было не спросила: «Какой тип?» — прежде чем поняла, что речь идет о том, кто мог обратить в ничто все их устремления.
Глава 7
В последствии Мэриголд долго раздумывала, почему встреча с Линдли в самом начале ее медового месяца совершенно не помешала ее счастью. Казалось бы, эта встреча должна была все испортить.
Разумеется, Мэриголд ни на минуту не забывала о нависшей над ней опасности. Но она никогда еще не чувствовала такого блаженного спокойствия, как во время этого короткого медового месяца. И чтобы сделать Пола счастливым, она готова была бросить вызов всему миру.
Надо отдать ей должное — ее собственное счастье всегда имело для Мэриголд второстепенное значение. Важнее был он. И Мэриголд вдруг поняла, что может бороться. Она решила повидаться с Линдли до того, как он покинет страну.
Она запретила себе думать обо всем, что могло испортить ее медовый месяц. Но в глубине ее сознания все время оставалось стремление поговорить с Линдли откровенно.
Конечно, Мэриголд понимала, что эту затею нелегко будет осуществить. Прежде всего, ей было неизвестно, сколько времени оставалось до его отъезда. Ждать Мэриголд не могла. Когда она вернулась в город, первым делом решила условиться о встрече с Линдли, несмотря на то что даже позвонить ему было довольно сложно — ведь Пол и Стефани почти всегда находились рядом с ней.
Но благоприятная возможность все же представилась.
— Я не смогу сегодня пообедать с тобой, дорогая, — сказал ей Пол, когда они подъехали к Лондону. — У меня конференция, и я точно не знаю, когда она закончится. Может, ты сходишь на ленч со Стефани? — добавил он, как будто до этого Мэриголд никогда не ходила на ленч одна.
Она засмеялась:
— Не думаю, что Стефани сможет уйти в одно время со мной. Но это не имеет значения. Я не могу рассчитывать на то, что мой вечно занятый муж умудрится обедать со мной каждый день.
— Хорошо, — улыбнулся Пол.
Мэриголд машинально улыбнулась ему в ответ, со страхом подумав о том, что пришло время назначить встречу Линдли.
Решительный момент настал внезапно. Идея, существовавшая в зародыше последние несколько дней, вдруг обрела четкие очертания, и это было ужасно.
Пол высадил Мэриголд у «Виктории», поцеловав ее пылким, но торопливым поцелуем. Для него тоже наступили будни. Их медовый месяц закончился.
Когда Мэриголд начала спускаться по лестнице, она почувствовала, что ее всю трясет. Это была вполне естественная нервозность, но Мэриголд никак не удавалось с ней справиться или проигнорировать ее.
Она должна немедленно найти телефонную будку и позвонить Линдли. Было величайшей глупостью думать, что его не окажется дома, что ей не подойдет назначенное им время, что телефон не будет работать. Но Мэриголд все-таки продолжала надеяться на все это, хотя и понимала, что ее проблемы не могут быть решены, если встреча не состоится.
В телефонной будке было холодно и душно. Видимо, тот, кто звонил последним, курил крепкий табак, и это еще больше обострило чувства Мэриголд. Кровь стучала у нее в висках.
Одеревеневшими пальцами она набрала номер Линдли.
