Мелисса Джеймс - Сладкая жизнь королевской семьи
— Я тоже, Чарли, — она целовала его в шею, и он вздрогнул, сходя с ума от желания.
— Пошли отсюда, — прошептал он, касаясь ладонью ее груди, чувствуя ее трепет.
— Куда мы пойдем, Чарли?
И внезапно он вернулся в реальность. Им некуда было идти. За ними постоянно следили.
Тихо выругавшись, Чарли вздохнул.
— Извини, мой цветочек, — он прижал ее к себе, гладя по голове. — Мне не нужно было допускать, чтобы все зашло так далеко.
Прерывисто дыша от нестерпимого желания, Жасмин кивнула у его груди:
— Жаль, что наши жизни так усложнены, Чарли.
— То, что ценно, добывается большим трудом.
Она улыбнулась так, будто он сказал нечто поразительно красивое. Сердце Чарли забилось так часто, что стало трудно дышать.
— Ты думаешь, это относится к нам? Наши отношения ценны?
— Я думаю, что могли бы быть ценны, Жасмин, — не в силах сдерживаться, он снова поцеловал ее. — Если бы только не было препятствий.
Жасмин внезапно отстранилась от него, блеск в ее глазах исчез. Она повернулась к раковине.
— Крем на пироге растаял, его уже нельзя есть, — она повернулась и натянуто улыбнулась Чарли. — Убирать ты умеешь так же профессионально, как и печь пирог?
Чарли почувствовал себя неуютно, увидев, что Жасмин напряглась и избегает его взгляда.
— Ты считаешь меня лжецом?
Помолчав немного, она хрипло ответила:
— Не считаю. Перед тем как ты начнешь обучать меня уборке, мне нужно снова расплакаться на твоей груди? Или умолять тебя остаться и ради меня возложить на себя королевские обязанности?
— Не нужно.
Она кивнула, будто ожидая подобного ответа:
— Тогда покончим с этим. Мы хорошо повеселились, теперь пора наводить порядок.
У Чарли возникло чувство, будто Жасмин говорит не о грязной посуде. Взяв пирог, он выбросил его в мусорное ведро.
— Я ополосну тарелки, а потом поставлю их в посудомоечную машину. Если хочешь, вытри кухонный стол и убери продукты на место, — произнес он.
Жасмин кивнула, и Чарли вручил ей чистую тряпку и бутылку с антибактериальным средством, которое нашел на полке. Она молча принялась за работу, решив не показывать свою обиду.
Чарли подумал, что, если она обиделась на него, значит, неравнодушна к нему. Внезапно он принялся ругать себя за то, что совсем позабыл о том, что за женщина перед ним. Жасмин была невинна и ничего не знала о так называемых премудростях отношений без взаимных обязательств.
— Я отправляюсь спать, — сказала она, когда они закончили уборку. — Спасибо за то, что сопровождал меня сегодня в поездке в деревню, позволил прикорнуть на твоей груди… за урок готовки, — ее лицо осветила мимолетная улыбка.
Она смотрела на него так, будто он был невидимым.
Чарли больше не мог этого выносить. Он схватил ее за руку, когда она проходила мимо него:
— Жасмин!
Она не стала игриво вырываться, как делали все знакомые ему женщины, а просто повернулась и посмотрела на него, едва заметно улыбаясь.
— Черт побери, принцесса, извини меня! — буркнул он. — Я здесь две недели, но больше не вынесу такой жизни.
Он выругался, чувствуя себя редкостным негодяем.
— Ты так совершенна, а я из совсем другого мира.
— Прекрати! — она все-таки вырвалась из его рук. — Ты считаешь, что не вынесешь такой жизни? А я все время заставляю себя такую жизнь терпеть! Я училась в интернатах, престижных университетах, изучала предметы, знание которых, как мне казалось, никогда мне не понадобится. Мне не позволяли плакать на похоронах собственной матери, а ведь я была семилетним ребенком! Мне запретили плакать на похоронах отца и брата, ибо повсюду были представители СМИ. Мне нельзя ругаться и повышать голос, говорить что-то не к месту. Сейчас я наследная принцесса — и работаю по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Я должна всегда отлично выглядеть, хотя иногда приходится спать всего четыре часа. Чарли, мне тоже не нравится такая жизнь!
Чарли вздрогнул, увидев, как по ее лицу потекли слезы.
— Но если я не буду делать эту работу, кто появится на моем месте? Ты можешь винить меня за то, что я понадеялась, будто ты разделишь со мной обязанности по управлению страной. Но сейчас ты зашел слишком далеко в своих сомнениях, и я ненавижу тебя за это!
Чарли был ошеломлен ее откровениями. Он считал Жасмин неким гармоническим совершенством, а на самом деле она тяготилась жизнью во дворце. И все же Чарли продолжал восхищаться ею. Ведь теперь он знал, что она не просто рафинированная принцесса, но и умеющий чувствовать и сопереживать человек.
Вот только ответить ей Чарли было нечего.
— Слава богу, она подвержена обычным человеческим страстям, — пробормотал он.
Она посмотрела на него так, будто он свихнулся:
— Это все, что ты можешь сказать? Ты разве не слышал — я ненавижу тебя?!
— Я хочу высушить твои слезы поцелуями, — выпалил он и от смущения закрыл глаза. — Извини, я не знаю, что сказать. Могу только поблагодарить тебя за то, что доверила мне свои секреты, мой цветочек.
— Я не ваш цветочек, мистер Коста. Я вам не принадлежу.
Ее слова прозвучали холодно и отстраненно. Открыв глаза, Чарли увидел, что она отворила дверь, чтобы выйти из кухни.
— Жасмин!
Она обернулась. Внезапно Чарли произнес первое, что пришло ему на ум, — он отчаянно пытался остановить ее:
— Я не хочу, чтобы ты разочаровывалась во мне. Мне предстоит принять очень трудное решение. Но я не могу остаться в этой стране только из-за того, что меня влечет к тебе.
— Дело не во мне, Чарли, — она пристально посмотрела в его глаза. — Ты перестал верить в себя. Я подозреваю, что это произошло тогда, когда заболела Лия.
Чарли был ошеломлен. Откуда она узнала, что его не было рядом с Лией, когда та нуждалась в нем больше всего?
Ее слова будто парализовали его.
— Я не разочаруюсь в тебе, Чарли, потому что верю в тебя. Я знаю, что у тебя получится все, к чему ты отнесешься с душой. Убеждена, что ты справишься. Если ты уедешь, я буду знать, что Хелления потеряла лучшего из возможных королей.
Произнеся это, Жасмин вышла из кухни. Но ее страстное признание в том, что она всецело верит в Чарли, витало в воздухе.
Жасмин знала все самые отвратительные недостатки Чарли, но по-прежнему верила в него.
Выскочив из кухни, Чарли поймал Жасмин на лестнице.
— Все не так, — резко сказал он, ненавидя себя и ее за то, что должен сейчас сделать признание, которого страшился одиннадцать лет. Он никогда не делился этим ни с дедулей, ни с Юлией. Чарли не говорил об этом даже Тоби в те вечера, когда они напивались.
