Лилиан Пик - Туман на болотах
— У женщин-водителей, особенно молодых и красивых, есть один недостаток, — ухмыльнулся Майк Смит, — им нельзя доверять на дороге.
Я замахнулась на него своими папками, и он отскочил к двери.
— Готов поспорить, Трейси, когда ты сдавала экзамен по вождению, ты надела что-нибудь невероятно соблазнительное — скажем, купальник?
Я снова бросилась на него, но он спрятался за дверью.
Уэйн обхватил меня за талию и усадил на стул.
— Разве можно дразнить маленького, беззащитного ребенка? Успокойся, милая! Ты не можешь пойти в класс в таком состоянии!
Я вырвалась, вскочила со стула и бросилась к двери.
— Почему все обращаются со мной как с недоразвитой, безответственной дурочкой?
— Я бы так не сказал, Трейси, — открыл передо мной дверь Уэйн. — Мы просто все о тебе заботимся. Мы бы не стали обижать такую крошку, как ты. Ты ведь знаешь, кто ты, правда? Любимица учителей, особенно их мужской половины.
Я фыркнула, отчего он снова рассмеялся, и отправилась наконец на урок.
Еле дождавшись конца дня, в четыре пятнадцать я осведомилась у миссис Уилкинсон, свободен ли директор. Она кивнула, я постучала и вошла. Он уже держал в руках свой портфель.
— У вас пальто с собой, Трейси? Полагаю, мы немножко прокатимся, — улыбнулся он. — В моей машине.
— Куда, мистер Хардвик?
— Да просто покатаемся. Мне нужно пораньше быть дома, поэтому мы далеко не поедем.
Мы вышли из здания школы через главный вход.
— Вы не забираете Колина? — спросила я.
— Нет. Он в гостях у приятеля.
Мы ехали по шоссе в западном направлении. Я расслабилась и разглядывала мелькавший за окнами пейзаж. То тут, то там выжженная трава портила зеленые краски полей. Мы миновали заброшенный угольный рудник, небольшие рощицы, И вдруг, к моему удивлению, машина остановилась.
— Теперь поведете вы, Трейси, — сказал он, не выключая двигателя.
— Не могу, мистер Хардвик, — воспротивилась я. — Только не вашу машину.
— Я уже все это слышал. И между прочим, так часто, что в следующий раз, когда вы это скажете, я… я…
Он повернулся ко мне и обхватил руками мою шею. Я инстинктивно вскинула руки и попыталась освободиться. Но потом произошло нечто невероятное. Мои руки замерли, и я вдруг поняла, что не отталкиваю, а сильнее прижимаю его пальцы. Мне хотелось, чтобы он вечно держал меня так. Я подняла на него глаза, и мне захотелось, чтобы мир перестал существовать. Я отдала свои самые глубокие чувства человеку, который ничего ко мне не испытывает, кроме отеческой заботы, и относится как к безответственному ребенку, которому нужны защита и руководство взрослых.
Я, как безумная, вцепилась в его пальцы, и, когда он понял, что я делаю, тотчас убрал свои руки. Я обхватила своими руками шею. Мы оба молчали. Я не могла посмотреть ему в глаза, не смела…
— Трейси, — казалось, слова даются ему с трудом, — вы поведете машину.
— Хорошо, мистер Хардвик, — покорно согласилась я наконец, и мы поменялись местами.
— И ради Бога, перестаньте называть меня мистером Хардвиком, — усевшись на пассажирское сиденье, сердито заявил он. — Меня уже тошнит от вашего почтительного тона. Мы сейчас не в школе. Ну, поехали!
Я отпустила ручной тормоз, потом снова потянула его на себя… И тут мне в голову пришла вполне здравая мысль: «Что я делаю за рулем машины директора?» Мне необходимо было знать ответ. И я спросила:
— Почему, Брет?
Он откинулся на сиденье и по непонятной причине ответил чрезвычайно раздраженным голосом:
— Потому что, моя дорогая Трейси, я хочу предоставить вам возможность почувствовать — что значит вести настоящую машину, а не кучу хлама на стертых колесах. Думаю, причина ваших проблем на дороге в том, что вы всегда ездили только на старых, подержанных машинах, которые давно пора выбросить на свалку. — Наконец он посмотрел на меня. — Разве я не прав?
Я кивнула:
— Но, Брет, после того, что случилось сегодня утром, я боюсь. А вдруг я…
— Никаких «вдруг» не будет.
— Но я…
— Поезжайте, женщина! — закричал он. — Иначе я сойду с ума от вашей неуверенности.
И я поехала, испытывая совершенно удивительное ощущение — все рычаги управления работают, доска приборов отражает точные данные, рулевое колесо реагирует на малейшее прикосновение.
— Восхитительно! — воскликнула я, наслаждаясь мягким ходом машины. — Невероятно! Потрясающая машина, Брет. Я могу ехать немного быстрее?
— О, просто нажмите на педаль. Не бойтесь. Я не боюсь, а почему вы должны? Здесь нет ограничений скорости. Попробуйте, что такое быстрая езда.
И я попробовала. Мы неслись по шоссе, и мое сердце пело — оно пело от радости жизни, от того, что я сижу рядом с человеком, которого люблю. Эта мысль пронзила меня так неожиданно, что моя уверенность мигом улетучилась и нога отпустила педаль газа. Брет бросил на меня быстрый взгляд, но ничего не сказал. Я сбавила скорость, и моя жизненная сила иссякла.
— Поехали, Трейси. В чем дело? Что с вами случилось?
— Ничего, Брет, ничего. Вы возьмете руль?
— Хорошо. Посмотрите в зеркало и прижмитесь к обочине. Накатались?
Я кивнула:
— Было просто здорово, Брет. Спасибо, что позволили мне вести вашу машину.
Мы поменялись местами, и дальше машину вел Брет. Он погрузился в свои мысли, может быть, даже пожалел, что взял меня с собой. Я решила, что скоро мы развернемся и поедем обратно.
Но Брет, похоже, знал, куда едет. Мы миновали горы и вскоре приблизились к лесному массиву.
Он притормозил и съехал к краю дороги.
— Приехали. Давайте погуляем и поговорим.
Он запер машину, и мы пошли по тропинке между деревьями, шурша сухой листвой и осторожно перешагивая через узловатые корни. Казалось, даже птицы знают, что наступил апрель. Их веселый щебет вернул меня к жизни, и я молча улыбалась шагавшему рядом со мной Брету, пока не вынудила его улыбнуться в ответ.
— Как ваша рука? — спросил он явно только для того, чтобы что-нибудь сказать. — Я действительно хотел вас об этом спросить. — Он поднял мою руку и нежно прикоснулся к пластырю. — Вы за ней следите?
— Она еще немного болит, но уже начинает заживать.
Я попыталась высвободить руку, но он лишь опустил ее, держа меня за пальцы.
— Трейси, — он говорил как человек, который наконец на что-то решился, — я должен принести вам извинения, искренние и смиренные.
Брет остановился и повернул меня к себе. Он казался таким высоким, что я едва доставала ему до плеча. Позолоченные солнцем верхушки деревьев упирались в синеву неба. Он стоял спиной к свету, и я не могла рассмотреть выражение его лица.
