Тара Памми - Черное сердце
Лицо принца выражало тревогу. Холодность его взгляда пронизывала насквозь.
— То же, что и ты, — сказала принцесса, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Жду сигнала к подъему на борт.
Принц взял ее за руку. Это была хватка столь же холодная, как его глаза. Зохра чувствовала каждую линию, каждый изгиб его пальцев, слышала сбитый ритм его хриплого дыхания. Дыхание принцессы замерло при воспоминании о том, как жадно он покрывал ее поцелуями.
— Пройдем в палатку, Зохра, — скомандовал Айан, кивнув на небольшой тент, разбитый неподалеку.
Зохра повиновалась. Она разделяла нежелание принца лишний раз попадаться на глаза людям. Народ Дагара алчно ждал новостей о нем. Его любили, но всем было интересно, сможет ли он выстоять, не упадет ли вновь в пучину, из которой только что выбрался.
Несмотря на строжайшие меры безопасности, принятые в королевском дворце, люди понимали, что будущее принца весьма туманно. Он безудержно работал, не жалея себя; был крайне груб с теми, кто сомневался в его мнении; отношения принца с родителями оставляли желать лучшего.
Он был как раненый зверь, бросающийся на всякого, кто осмелится подойти к нему. И дело не в том, что народ считал его безумцем. Решения Айана о будущем страны не вызывали порицаний. Особенно после десяти дней бесконечных переговоров с шейхом Зурана о стратегии борьбы с террористическими группировками, угрожающими трем государствам — Дагару, Зурану и Сийаду. Именно эти террористы похитили и пытали его. Это они убили его брата и сестру. И принятая стратегия быстро принесла плоды. Две террористические ячейки были уничтожены всего за месяц.
В газетах и по телевидению говорили, что принц обошел отца в мудрости, что при его правлении Дагар ждет новый расцвет. Между тем принцесса, не вмешиваясь в государственные дела, чувствовала себя абсолютно беспомощной и ненужной.
Он зашел в палатку сразу за ней. Десять дней они держались на расстоянии друг от друга, и Зохра томилась в ожидании встречи с ним.
— Зохра, поверь, мое терпение на исходе. Почему ты не улетела в Монако?
Принцесса нахмурилась, чувствуя исходящее от него напряжение.
— Я решила слетать позже. Если ты не против, я поеду с тобой в пустыню на конференцию племен.
— Твоя любовь к традициям мне известна, принцесса, — сказал Айан с неприкрытым сарказмом в голосе. — Но, сказать по правде, в пустыне твое присутствие не обязательно.
Его слова резали больнее ножа.
— Спасибо за искренность, ваше дерзейшество. Но кто, если не я, подскажет вам, как себя ведут в цивилизованном мире?
— Это первая конференция за шесть лет, принцесса, — ответил Айан уже более сдержанно. И взгляд его как будто тоже сделался теплее. — Если ты поедешь со мной, твоя безопасность будет целиком в моих руках.
Ни разу в жизни Зохра не слушала столь внимательно другого человека; она пыталась читать между строк, обращать внимание на жесты принца. Ей хотелось успокоить его и одновременно вернуть к жизни острым словцом.
— Жизнь в пустыне мне не чужда. Когда-то я вела проект в Сийаде, который…
— Проекты вашего высочества мне известны, Зохра. Вы совершали командные выезды в пустыню и обучали племена таким базовым понятиям, как гигиена, опасность заболеваний, женское здоровье.
— То есть ты отрекаешься от своих слов и запрещаешь мне продолжать делать свою работу?
Принц наклонился к ней, и по коже Зохры побежали мурашки. Тонкий шрам над бровью ничуть не обезобразил его. Наоборот, шрам будто дополнял его портрет властностью и силой.
— А тебе только этого и хочется, не так ли? Ничто на земле не сделает тебя счастливее, чем если я превращусь в подлого негодяя, которого ты воображала себе в ту первую ночь в Сийаде.
Из-за комка в горле принцесса не могла сглотнуть.
— Если бы ты оказался подлым мерзавцем, — начала она, — а в данный момент ты уже находишься на полпути к этому, то мне было бы плевать, покончишь ты с собой или нет. Я была бы самой счастливой в мире вдовой. Полная свобода и никаких обязательств.
Губы принца коснулись краешков ее уст, и ноги Зохры подкосились. Будто лава пролилась ей по коже, и принцесса в мыслях проклинала свое тело за предательство.
— Может, там будет Файзаль, Зохра? — прошептал он, дыша теплом ей в лицо. Еще одно испытание для кожи и тела принцессы. — Может, поэтому ты так жаждешь вернуться к работе?
Зохра выдернула руку из его ладони, в глазах ее заблестели слезинки.
— По-твоему, десять дней назад я предлагала нам начать другую жизнь, а теперь вновь страдаю по Файзалю? Неужто ты и впрямь так бездушен, Айан?
Она резко отвернулась, ненавидя себя за то, что слова принца так глубоко ее ранили. Его мнение становилось слишком важным для нее, и она не знала, как это пресечь.
Прежде чем Зохра успела отойти, принц притянул ее обратно к себе. Но на этот раз он сделал это нежно. Большим пальцем Айан остановил падение слезы с ее ресницы.
— Видит Аллах, Зохра, я не стою твоих слез. — Холод в глазах принца растаял, губы уже не были крепко сжаты. Он провел рукой по своим волосам и огляделся, словно желал где-то найти подсказку. Их глаза встретились снова, и вновь его взгляд был таким голодным и напряженным. — Слова у меня опережают мысли. Я не хотел говорить то, что сказал. Прошу, прими мои извинения.
Зохра тяжело и протяжно выдохнула:
— Что ж, тогда и ты прими тот факт, что я еду с тобой, Айан. Если ты заметил, все эти десять дней я соблюдаю все условия нашего соглашения. То есть нахожусь от тебя так далеко, как только могу.
— И все же ты есть в моей жизни, Зохра. И для меня это серьезная пытка.
На мгновение ее сердце остановилось. Он процедил эти слова сквозь сжатые зубы, но в них была теплота. Голодная напряженность его взгляда била ей прямо в мозг; неприкрытая жажда в этих глазах прокладывала путь к ее женской сущности.
Но вот принц развернулся на пятках, как бравый военный, и вышел.
Обхватив себя руками, Зохра глядела ему вслед. Это так ему свойственно — бежать от проблем, вместо того чтобы решать их. Наверное, и ей стоит действовать подобным образом. Не появляться там, где ее не ждут.
Но, с другой стороны, одиннадцать лет она доказывала себе, что не любит Сийад. Каждым своим действием она выказывала непокорность и нежелание подчиняться.
Теперь же получалось, что ничего в жизни она не сделала по искреннему желанию. Она была уверена в истинности своей любви к Файзалю; считала, что противостояла семье отца, потому, что не хотела иметь с ними дело. А теперь…
А теперь она ни в чем не уверена. Кроме одного. Она хочет быть с мужчиной, за которого вышла замуж. Не потому, что в этом ее долг. Не ради брата и сестры. А потому, что она действительно этого хочет.
