Шэрон Кендрик - Вкус желания
— На щеках у Сальваторе заходили желваки. Таким тоном со мной могла бы говорить моя няня, да и то когда я был маленьким, — процедил он.
Джессика не хотела вступать ни в какие споры, поэтому шутливо сказала:
— Хорошо, что я не твоя няня, потому что, боюсь, я бы повела себя с тобой отнюдь не профессионально. — И уже более серьезно добавила: — Мы оба устали. Нам надо отдохнуть.
Сальваторе не мог отрицать, что Джессика говорит разумно, но это не мешало ему чувствовать себя не в своей тарелке, что случалось крайне редко. К тому же в такую ситуацию, когда он слушает женщину, а не она жадно ловит каждую его фразу, он вообще попал впервые. Сальваторе даже покачал головой. И это — уборщица его офиса?!
— К чему это кокетство? Или ты меня просто дразнишь?
— По-моему, поздновато уже дразнить, — заметила Джессика, отрывая одну виноградину и кладя ее в рот. Другую ягоду она протянула ему. — Так мы ужинаем или нет?
Сальваторе убрал ее руку, все еще пылая негодованием. Джессика пожала плечами и встала с постели. Сальваторе недоверчиво следил за ней взглядом. Неужели Джессика исполнит свою угрозу?
— Ты правда уходишь?
Джессика, стараясь забыть о том, что стоит перед Сальваторе голой, кивнула:
— Да.
Она надела белье, колготки.
— Ты больше не наденешь эти колготки, по крайней мере, когда ты со мной!
Джессика оторопела:
— Почему?
— Потому что женщина должна носить лишь кружевные чулки и пояс с подвязками. Кто бы ни изобрел колготки, его следует пристрелить.
Джессика посмотрела на себя, подавила рвущийся наружу смех и со значением кивнула:
— Я учту.
По-прежнему чувствуя устремленный на себя взгляд, она надела платье, раздумывая, сообщить ли Сальваторе, что в жизни не носила чулок с подвязками.
— Надеюсь, — сказал он холодно.
Шелковое бордовое платье, облегающее и подчеркивающее изгибы фигуры Джессики, было вполне ничего, за исключением одной детали.
— Почему ты носишь такие длинные платья? - лениво спросил Сальваторе.
— А что, это преступление?
Взгляд Сальваторе поднялся от ступней к бедрам и задержался на них.
— Для женщины с твоими ножками это действительно преступление. Ты прячешь одно из своих лучших женских достоинств. Такие ноги нужно выставлять напоказ, заставлять мужчин любоваться и восхищаться ими.
Джессика заколебалась: говорить или нет? Может, сказать ему правду, как говорится, без всяких прикрас, кто она и что она?
— Это платье не мое, — медленно произнесла Джессика. — Мне одолжила его Уиллоу.
— Уиллоу? — нахмурился Сальваторе.
— Одна из девушек, с которой я снимаю квартиру и которую ты видел в моем доме, — напомнила Джессика и вдруг почувствовала прилив необъяснимой радости. Неужели Сальваторе не запомнил ее потрясающую соседку-блондинку? — Она выше меня.
Сальваторе вдруг расслабился. Оказывается, все обстоит даже лучше, чем он мог предполагать. То, что Джессика вынуждена одалживать платья у подруг, развязывает ему руки: теперь он может купить то, что ему хочется видеть на Джессике!
«Ну и задачку она мне задала, — усмехнулся про себя Сальваторе. — Вот и гадай теперь, был ли ее туалет продуман таким образом, чтобы заставить меня подарить ей что-нибудь? А может, Джессика со мной честна?»
Сальваторе допил шампанское, поставил бокал и направился к Джессике. Она не отрываясь смотрела, как он приближается. Зрачки ее глаз расширились от желания, но на лице появилась легкая настороженность. Остановившись перед ней, Сальваторе поднял обе ее руки и поцеловал каждый пальчик в отдельности.
— Я не хочу, чтобы ты одалживалась у кого бы то ни было, — твердо произнес он.
Джессика открыла рот, чтобы сказать, что это не так-то просто, потому что в ее гардеробе нет таких вещей, в каких можно показаться в местах, которые обычно посещает Сальваторе, но он опередил ее:
— Я догадываюсь, что ты хочешь мне сказать. Что на твою зарплату не купишь хороших вещей.
— Совершенно верно, — спокойно сказала Джессика.
— Так вот, одно из преимуществ любовницы богатого мужчины в том, — чуть ли не промурлыкал Сальваторе, — что он может себе позволить дарить ей дорогие вещи.
— Нет! — не колеблясь ни секунды, тут же возразила Джессика.
— Почему нет? — Сальваторе приложил палец к ее губам. — Послушай меня, милая. Во-первых; твои протесты ничего не изменят. Во-вторых, — он понизил голос, — мне доставит невероятное удовольствие купить что-нибудь для тебя. Если бы только знала, как неприятно мужчине видеть такие безвкусные, уродливые вещи, как твое нижнее белье, на женщине, которая ему желанна.
Джессика стиснула зубы.
— Если тебе неприятно, что я ношу такое белье, то почему бы не сделать проще: найти женщину, чей выбор нижнего белья удовлетворит твой взыскательный вкус?
— Потому что сейчас я хочу тебя, — коротко сказал Сальваторе. Склонив голову набок, он задумчиво произнес: — Я вот думаю, не потому ли я тебя хочу, что ты напоминаешь мне деревца во фруктовом саду на Сицилии, за которыми сначала нужно поухаживать, прежде чем они начнут давать богатый урожай? Иди ко мне. — Он рывком притянул ее к себе.
— Сальваторе... — выдохнула Джессика, но больше ничего не успела сказать, чувствуя горячее мужское тело, его растущее возбуждение.
Ты все еще хочешь уйти? Джессика закрыла глаза. Как легко сказать «нет», потому что это было бы правдой. Как приятно, если бы эти опытные руки снова сняли с нее одежду, еще раз заставив испытать невероятное блаженство. Но это значило бы поддаться слабости, показать Сальваторе, что она ставит его желания выше своих и готова удовлетворить их по первому требованию. Нет, это недопустимо. Он должен ее уважать хоть чуть- чуть.
— Я должна идти, — сказала Джессика, мягко отталкивая его от себя.
Сальваторе посмотрел на нее долгим взглядом и разжал руки:
— Хорошо. Так и быть. Я позвоню водителю.
Глава 9
Джессика смотрела, как набухают мюсли в чашке с молоком, и машинально перемешивала их ложкой.
— Что ты имеешь в виду под словами «стать его любовницей?» — во второй раз спросила Уиллоу.
Джессика подумала, что напрасно она поделилась с Уиллоу своей новостью, но не каждый день мужчины, подобные Сальваторе Кардини, предлагают стать ей любовницей. Ей захотелось рассказать кому-нибудь о том, что ее переполняло. Ведь в этом слове — «любовница» — таилось что-то эротичное, запретное, возбуждающее любопытство и тревожное волнение...
И вот теперь Уиллоу спрашивает ее, что это значит! Да откуда ей знать, если такое произошло с ней впервые?
