Барбара Брэдфорд - Три недели в Париже
— И твоя мать пошла в полицию.
— Нет, не пошла. Лорд предложил ей… сделку. Он сказал, что пошлет нас к доктору в Эдинбург, и тот сделает мне операцию, за которую он заплатит. Лорд предложил ей трехмесячное пособие с условием, что мы уедем. Немедленно.
— И что? Твоя мать согласилась?
— Нет. Она поняла, что у нее все козыри на руках. Его светлость заседал в Палате лордов в Лондоне. Они с женой вращались в высших сферах, и он не хотел скандала. Поняв это, мама сделала ответный ход. Она потребовала, — Кей перевела дыхание, — миллион фунтов стерлингов…
Аня ошарашенно смотрела на Кей и на какой-то момент лишилась дара речи. Наконец она проговорила:
— Элис получила эту сумму?
— Нет. Она запросила так много, потому что знала, лорд будет торговаться, а ей нужна была свобода маневра. В конце концов они сошлись на ста тысячах фунтов.
— Боже мой!
Кей слабо улыбнулась:
— Мама не уехала, пока не получила всей суммы. Потом мы собрали вещи и отправились в Эдинбург, где мама сняла для нас маленькую квартирку.
В саду все замерло. Умолкло даже щебетанье птиц.
— Деньги пошли на твое образование, так распорядилась ими Элис, я угадала?
— Да, и на образование Санди. На оплату колледжа Харрогейт и вашей школы в Париже. А остаток мама положила на счет в банке, эти деньги помогли мне начать собственное дело.
— Элис была мудрой женщиной, Кей, очень мудрой, и во всем остальном тоже. Но ты ничего не сказала про аборт. Его плохо сделали?
— Не знаю. Это меня и беспокоит. У меня было сильное кровотечение, и несколько дней я ужасно мучилась от боли. Что, если врач что-нибудь мне повредил?
— Вполне возможно, но мне кажется, ты бы об этом знала. А после… все было в порядке?
— Да, но я не уверена, что это о чем-то говорит.
Аня поднялась, подошла к ней и обняла. Кей прижалась к Ане, спрятала лицо у нее на груди и начала всхлипывать. Аня нежно гладила ее по голове, и понемногу Кей затихла.
Через несколько секунд Аня осторожно спросила:
— Иан не знает об этом, да? Ты никогда ему об этом не рассказывала?
— Как я могла? — прошептала Кей. — Он ничего не знает о моем прошлом. Моя мать создала меня заново, а деньги позволили ей приобрести необходимые документы. Иан умрет, если узнает, что я родилась в трущобах. И конечно, потребует развода, в этом я не сомневаюсь.
— Напрасно, Кей. Люди многое могут понять.
— Я не хочу рисковать.
— Кей, дорогая, слова — слабое утешение, — тихо начала Аня. — Сказать, что я сожалею о том, что с тобой случилось, значит ничего не сказать. Боль, которую я испытываю, не передать словами. Ты была совсем маленькой девочкой… — Анин голос дрогнул от волнения, она не могла продолжать.
— Я жила в страхе и с раннего детства училась мечтать. Я умела забывать о невзгодах и думать о лучшем.
— Ты преодолела все трудности, — сказала Аня, возвращаясь на место. На ее глазах еще блестели слезы. — Ты храбрая и сильная, и я горжусь тобой. Я хочу, чтобы ты знала: ты всегда можешь на меня рассчитывать.
— Спасибо, Аня, — растроганно проговорила Кей. — Вы мой единственный настоящий друг.
Услышав эти слова, Аня нахмурилась:
— Надеюсь, я все же не единственный твой друг?
— Я довольно близка с моей помощницей Софи и с Фионой, сестрой Иана, но вы — мой единственный близкий друг.
Как это грустно, подумала Аня.
— Жаль, что ваш маленький квартет распался, — сказала она. — Я искренне надеюсь, что вы сумеете забыть о ваших разногласиях и вновь подружиться. Прислушайся к совету женщины, много повидавшей на своем веку: жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на ссоры.
— Вы правы, — ответила Кей, думая о том, что в той размолвке она виновата меньше всех.
Глава 9
Александра посмотрела на часы, и тут же зазвонил телефон. Ровно половина седьмого. Вцепившись в трубку так, что побелели костяшки пальцев, она произнесла «алло» чужим, напряженным голосом.
— Это Том. Я в вестибюле.
— Сейчас спущусь, — ответила Александра, положила трубку, взяла сумочку, шаль и вышла из номера.
Дожидаясь лифта, она посмотрела на себя в зеркало. Гладко уложенные волосы, безупречный макияж, сшитое на заказ льняное платье, в котором можно пойти куда угодно, и жемчужные серьги как единственное украшение.
Сделав глубокий вдох, Александра вошла в лифт. Ей показалось, что кабина движется слишком медленно, так ей хотелось увидеть Тома. Выйдя из лифта, она сразу же его заметила. Он стоял в стороне, недалеко от входа в зимний сад.
Хотя Александра видела его лицо только в профиль, она мгновенно поняла, что он так же, как прежде, хорош собой и безупречно одет. Он был в темно-синем блейзере, серых брюках и голубой рубашке с шелковым галстуком в серебристо-синюю полоску. Коричневые туфли начищены до блеска.
Том оглянулся, заметил ее и пошел ей навстречу. Его лицо было серьезным. Потом он внезапно улыбнулся, показав великолепные белые зубы. Глаза у него были ярко-синие, на висках появилась седина.
Он взял ее за руку и поцеловал в щеку. Она отпрянула, испугавшись, что он услышит, как гулко бьется ее сердце. Сглотнув, она сказала:
— Привет, Том.
— Давай чего-нибудь выпьем.
Они зашли в бар «Фонтенбло», и Том повел ее к столику в углу у окна. Они сели, и тут же появился официант. Том взглянул на Александру, приподнял темную бровь.
— Как всегда?
Она кивнула. Том заказал два бокала шампанского. Когда официант ушел, он сказал:
— А ты ничуть не изменилась. Выглядишь точно так же, если не считать прически.
— Я постриглась.
— Вижу. Тебе идет.
Она ничего не ответила.
— Я много читал о тебе. Ты стала великолепным театральным художником.
— Да, мне очень повезло.
— Я бы называл это не везением, а талантом.
Вернувшийся официант поставил перед ними два высоких бокала с шампанским. Когда они остались наедине, Том поднял бокал и чокнулся с Александрой:
— Будем здоровы.
— Будем, — ответила она и широко улыбнулась.
— Ну наконец-то, — пробормотал он. — Я думал, что ты так и останешься угрюмой.
— Я не знала, что кажусь угрюмой.
— Поверь мне на слово. Я рад, что ты позвонила. Рад тебя видеть, Алекса. А ты рада меня видеть?
— Да.
Том рассмеялся:
— Такое жалкое коротенькое «да». Такое робкое.
— Вовсе нет. Я в самом деле рада тебя видеть, Том. Я хотела с тобой увидеться, иначе не стала бы звонить.
Он взял ее руку, крепко сжал и внимательно посмотрел ей в глаза. Потом перевел взгляд на ее пальцы.
— Ты не замужем, не помолвлена — словом, ничем не связана?
