Шерил Вудс - Все за любовь
«Черт возьми», — пробормотала она, когда он, все еще улыбаясь, вышел из комнаты. Пока он переодевался, она снова и снова напоминала себе, какой он предатель, так что все еще была в прекрасной форме, когда он вернулся в комнату в джинсах и спортивной рубашке.
«Это лучше, чем полотенце, — решила она, — но не намного: и в одежде его мускулы были отчетливо видны. — Все это не так уж и важно», — упрекнула она себя, затем снова посмотрела на него, чтобы все поставить на свое место.
— Вы трус, Ивэн Томас! — грозно начала она, затем, из любви к искусству, добавила несколько еще более уничижительных фраз: — Жалкий трусишка! Цыпленок! У вас столько же сообразительности, как у старого вонючего енота, который пытается перейти автостраду в час пик.
Это, как она с удовлетворением заметила, стерло улыбку с его лица. Действительно, его глаза стали похожи на сверкающие кусочки льда, в которых светится отраженная зелень леса. Она вздрогнула. Может быть, она перестаралась самую малость.
Он сел рядом с ней настолько близко, что их бедра касались. Его тело было твердым, как гранит. Он не отодвинулся ни на миллиметр. В глазах его также выражалась непреклонность.
— Скажи это еще раз, — тихо произнес он. Она удивилась, с какой угрозой могут звучать четыре коротеньких слова, в особенности, когда уголки его губ сурово изогнулись.
Она глубоко вздохнула. Ну что же, она зашла уже слишком далеко. Раз уж так вышло, можно и завершить начатое.
— Ты, глупая эгоистичная вошь! Ты думаешь, что если ты прислал несколько мячей, ракеток и пару сеток, то сумел отделаться от нас.
Он выглядел удивленным, угрожающее выражение исчезло с его лица. Это еще не спасение, но все же.
— Я думал, это все, что тебе было нужно.
Она колебалась, и Ивэн почувствовал, что она не была уже так уверена в себе, как в тот момент, когда она ворвалась в дом.
— Да, было, — сказала она вызывающе.
— Было? — заинтересовался он.
— Этого недостаточно! — возмутилась она. — Видел бы ты их сегодня, как они старались смириться с тем, чему я их учила. Смешно было смотреть. Грустно. Хуже даже, чем в первый раз, когда они взяли в руки ракетки. Ты им нужен.
— А ты? — спросил он, с любопытством соображая, не из-за этого ли весь сыр-бор разгорелся. Недоставало ли ей его? Это дало бы новый поворот их непрекращающейся борьбы умов, хотя он не знал, к лучшему ли это. Это была одна из причин, почему он не пришел сегодня. Внезапно ночью в его голове интуитивно вспыхнуло понимание того, что близость с Кори означает также сближение с этими детьми, а он хорошо знал, что это значит. Он постепенно сумел убедить себя в том, что его интерес к Кори не стоил окончательного признания того факта, что его карьера окончена. Но теперь, видя ее сверкающие глаза и порозовевшие от праведного гнева щечки, он понял, что ради нее можно пойти на все. Он хотел ее больше, чем прежде, и, если он хоть сколько-нибудь знал женщин, она хотела того же.
— А как же я? — гневно возмущалась она, стараясь, чтобы он опустил глаза под ее взглядом. Он смотрел ей прямо в глаза и видел по ее волнению, что выиграл этот раунд. Он решил пока не праздновать победу и задал еще один каверзный вопрос.
— Что же тебе нужно, Кори?
— Это не имеет значения.
— Думаю, что имеет, — мягко произнес он, с удовольствием замечая дрожь в ее тихом голосе. Эта женщина, несомненно, чувственна. Он сделал ставку на то, что с почти полной уверенностью мог считать своим преимуществом. — Я хочу знать, что точно тебе нужно. Скажи.
Видя, что она упорно продолжает хранить молчание, он медленно нагнулся и слегка прикоснулся губами к ее губам.
— Может быть, это?
Кори старалась уйти от поцелуя, но тело отказывалось повиноваться ей. Когда его губы вновь встретились с ее, она полностью отдалась этому поцелую. По сравнению с этим, поцелуй в отделении скорой помощи и поцелуй вчера ночью представлялись детской игрой. Ивэн казался охваченным яростным голодом, когда его губы штурмом брали ее, упиваясь их вкусом, а затем, когда у нее уже не было сил сопротивляться, нежно ласкали их.
Неистово борясь с бушевавшими в ней чувствами, Кори была поражена, с какой легкостью ее тело подчинялось требовательным прикосновениям и вновь жаждало их. Ее соски болели от желания почувствовать ласку его рук. Затем ее всю охватил восторг, когда это прикосновение, даже через одежду, оказалось намного приятнее, чем она могла мечтать. Он расстегнул молнию на ее тренировочной курточке, и та легко соскользнула с ее плеч, и крепкие, сильные пальцы стали дразнить ее через тонкую спортивную рубашку.
И только когда он нежно потянул за рубашку, стараясь вытянуть ее из тренировочных брюк, она поняла и телом, и умом, куда он клонит. Они не собирались играть в вопросы и ответы. Действительно, в этом не было ничего банального. Это было самое серьезное обольщение. Она видела это по блеску глаз Ивэна, чувствовала это своей обнаженной кожей.
Что все-таки произошло? Она пришла сюда, чтобы сказать этому человеку, что он бесчувственный прохвост, постоянно впадающий в спячку, а он совершенно неожиданно стал вести себя таким же затворником, как осетр во время брачного периода. И хуже всего то, что она отвечала на его ухаживания, вместо того, чтобы дать ему пощечину, как он того заслуживал. Это не лезло ни в какие ворота. И прежде чем она успела все это сообразить, она решила, что лучше всего сейчас быстро удалиться.
— Мне нужно идти, — сбивчиво забормотала она, дрожащими руками заправляя рубашку и стараясь, глядя невидящими глазами, отыскать свою куртку, которая почему-то исчезла за спинкой дивана.
— Так кто же трус? — мягко поддразнивал ее Ивэн, когда она пятилась к двери, внимательно наблюдая за ним, как будто ждала, что он набросится на нее и не даст уйти.
И только в машине, проехав половину пути к дому, она сообразила, что не ответила на его вопрос. Но он уже знал ответ, да и она тоже. Ирония заключалась в том, что, в то время, как псе больше Ивэн выходил из своей скорлупы, она, наоборот, все глубже уходила в свою. То чувство, которое она испытывала, смущало ее, больше того, пугало. Она не должна была это чувствовать ни к Ивэну Томасу, ни к кому-либо еще.
После того что произошло у них с Джередом Ридом, она поклялась себе, что станет искать удовлетворенности в жизни другими способами: в дружбе, работе, в этих мальчиках. Так и было. Они наполнили ее жизнь деятельностью, смехом, удовлетворением.
Теперь, когда Рик должен был вот-вот вернуться домой, еще важнее, чем прежде, было держать данное себе слово находить радости жизни в том, что имеешь, и не просить большего. Она будет нужна Рику, как и прежде. Джеред, хотя и говорил, что любит ее, клялся никогда не расставаться, не смог понять глубину этой потребности и из-за этого бросил ее. Никогда больше она не рискнет полюбить человека, который не сможет понять ее преданности младшему брату.
