Пола Хейтон - Формула счастья
Он сразу включил в гостиной телевизор, чтобы не пропустить нью-йоркские биржевые новости, но здесь предпочитали сначала объявить котировки чикагской биржи.
Тео снял пиджак, распустил узел галстука и сел в кресло. На столе его ждал холодный ужин, заботливо приготовленный верной Фанни, ложившейся спать по заведенной привычке очень рано.
Отварное мясо, как всегда у Фанни, очень вкусное. Мягкое, душистое и салат отменный. Так и хрустят на зубах кудрявые по краям листья, сбрызнутые лимонным соком и оливковым маслом. И пиво кстати. Он предпочитает бутылочное, а не плебейское баночное.
Вытянув ноги, Тео с удовольствием расслабился.
Знакомая с детства гостиная, где, казалось, он знает все от и до, на этот раз удивила. В простенке между окнами висела отличная репродукция (в рамке под стеклом) знаменитой картины Ван Тога «Подсолнухи». Видно, отец повесил ее недавно. С чего бы вдруг?
И тут он вспомнил старую любительскую фотографию из семейного альбома, всегда валявшегося в комоде. Он вскочил, выдвинул один за другим ящик. Альбома не было, наверное, Фанни куда-нибудь припрятала. Но Тео с поразительной ясностью представил фотографию: молодые, улыбающиеся отец и мать среди моря цветущих подсолнухов… Тогда еще не снимали в цвете, черно-белый кадр запечатлел лишь настроение…
Тео задумчиво глянул на пылающие на стене подсолнухи, но тут пошли нью-йоркские котировки, и он отвлекся.
Его прогноз оправдался. Акции «Компании судовых моторов» стоило придерживать, завтра утром он созвонится со своими, чтобы дать дальнейшие инструкции, хотя команда и сама не промах. Лучше бы, конечно, быть теперь там, но он, похоже, крепко увяз здесь. Черт бы побрал отца с его «Трибуной» и Ренату Бранч. Вот стерва! Знает ведь, каково ему приходится.
Тео разделся, растянулся на кровати в своей детской комнате-пенале, завел будильник и погасил настольную лампу. Попытался заснуть. Сон не шел, он попробовал считать: раз, два, три, четыре, — говорят, успокаивает, но ничего не вышло. На цифре 79 сбился.
Табличка с номером 79 висела на дверях отдела рекламы, куда он сегодня заглянул. Думал, увидит пару сотрудников за письменными столами, работающих над договорами, ради чего и зашел, обнаружил же комнату, забитую людьми в клоунских костюмах, и невероятное количество сваленных на полках вдоль стен вещей: от мыла, зубной пасты до модных маек, испещренных рисунками и надписями. В центре, где на штативе стояла кинокамера, было ослепительно ярко под светом софитов. Здесь командовал Боб Уолш.
Увидев Анджера, тот объявил перерыв. Клоуны, вспотевшие от духоты, с удовольствием выкатились за дверь, софиты погасли.
— Я вас слушаю, — почтительно обратился Боб к Анджеру.
Тео хмыкнул, нахмурился.
— В таких условиях снимать рекламу, по-моему, бессмысленно. Не проще ли «Трибуне» покупать уже готовую?
— Проще, но обойдется впятеро дороже. Я уже предупреждал Бранч, что необходимо снять большой павильон. Мне удалось сколотить команду способных ребят, и мы могли бы делать забавные и запоминающиеся ролики. Но работать здесь — кошмар. Я не умею халтурить, люблю свое дело, знаю секреты рекламного производства, рассчитывал развернуться как следует, а вынужден пробавляться поделками, как начинающий. Вы поймете…
— Я понятливый, — бросил Анджер, оборвав эмоциональную речь Уолша. — Так что вам необходимо в первую очередь?
— Павильон! Сейчас один такой сдается на десятом этаже у компании «TV-луч». Если провороним…
— Что еще? Только принципиально важное, пожалуйста.
— Мультстанок… Ну, такое приспособление для производства мультипликации. Без него мы как без рук…
— Я подумаю, — ответил тогда Анджер.
Сейчас, ворочаясь в постели, Тео пожалел о своем обещании.
За павильон, куда его проводила мышка-секретарша, заломили чересчур много. Но если здесь еще можно сторговаться, то где доставать этот проклятый станок?
Завтра он засадит Энн за телефон — пусть ищет, хотя Бранч, наверняка знает, если спросить.
Спросить? — Наверное, все же придется. Наверное, вообще будет правильно, если он сделает вид, будто ничего не произошло между ними. Хочешь не хочешь, но надо, чтобы она вернулась.
Собственно, к этому решению подтолкнул его Шварц, когда они сегодня познакомились. Банкир оказался веселым, общительным пятидесятилетним бодрячком. Сожалел, что на банкете они с Анджером не встретились, выразил искреннее сочувствие по случаю смерти Билли и, чуть потянув, согласился отсрочить выплату кредита, занятого «Трибуной» под довольно скромные проценты.
Он был только с виду эдаким простаком. На самом же деле прекрасно понимал, что Тео занимается «Трибуной» вынужденно, не то что его покойный друг, поэтому, когда Тео спросил совета Шварца насчет того, к кому в Чикаго он сможет обратиться за инвестициями, необходимыми позарез, тот высказался без обиняков:
— Никто не вложит деньги в корабль без капитана, мистер Анджер… Ваш отец был хорошим капитаном и очень правильно выбрал себе рулевого.
Рулевой, конечно, Бранч, ясно и без намека.
Но в этот момент впервые Тео задумался над тем, почему отец остановился именно на ее кандидатуре. Человек суровый, отнюдь не сентиментальный, он вряд ли прельстился бы одной лишь внешностью молодой женщины. И наверняка не хотел стать посмешищем, увивающимся за юбкой… Со многими пожилыми мужчинами такое бывает, но Билли?..
Тео впервые засомневался в том, что раньше казалось ему совершенно очевидным… Он уже не был уверен ни в чем… Менее же всего в том, каким путем достигла Рената своего высокого поста. Эта проблема почему-то отступила, потеряла остроту.
Зато со всей очевидностью он открыл нечто в себе самом: от одного прикосновения к Ренате в нем, как в четырнадцатилетнем подростке, вспыхивает огонь. Даже сейчас, когда думает о ней в связи с делами «Трибуны», он чувствует отдаленное дыхание этого огня.
— Проклятье! — Тео взбил подушку и приказал себе спать.
На часах было два. Заснул он только к трем.
Разбудил его телефонный звонок. Аппарат стоял на тумбочке, но пришлось сначала зажечь свет, хотя из-за распахнутого окна в комнату уже проникал рассвет и тянуло утренней прохладой.
— Алло, — хрипло сказал он.
— Это ты, Тео? — На другом конце провода прозвучал бодрый голос Фила.
— А кто же еще, черт побери?
— Прости, Тео, если разбудил. Я не учел разницу во времени между Чикаго и Лос-Анджелесом.
— Мог бы и учесть, братишка, — огрызнулся Тео. — Что — много работы или отсыпаешься после какой-нибудь вечеринки?
— Я понимаю, ты предлагаешь утреннюю разминку. Но мне не до шуток.
