Эми Сандрин - Снежный поцелуй
Раздался звонок, двери лифта раскрылись, человек повернулся к ней боком, и Джинджер увидела его профиль. Она охнула. Услышав этот звук, мужчина оглянулся. Джинджер сообразила отвернуться к тележке и уткнуться взглядом в ее содержимое.
Это был Винс!
О Господи, он был здесь, в десяти футах от нее, но она не могла даже подбежать к нему! Не важно, что она одета как нищенка. Он не хочет ее знать. Тот факт, что он ей ни разу не позвонил, говорит о многом. Она торопливо толкнула свои принадлежности за угол и прислонилась к стене, ноги едва держали, они дрожали, как в лихорадке. Оправдания, которые она придумывала для него, больше не нужны. Совершенно ясно, он не валяется больной в канаве и не при смерти. Он здесь, в Денвере. Выглядит совершенно изумительно.
Удар.
Так почему же он не позвонил? Черт, он не дурак, это она дура. Она стукнула кулаком в стену. История повторяется. Она повторяет путь своей матери. Девушка на одну ночь для высокомерного сексуального плейбоя. Мать права, совершенно права, а она, глупая, ее не слушала.
Джинджер заставила себя глубоко вздохнуть и задержать дыхание, она была на грани истерики. Из ниоткуда возникла рука и стиснула ее плечо. С губ Джинджер сорвался крик, он звенел в пустом здании. Рука Джинджер метнулась к груди, сердце дико колотилось.
Подняв глаза, она увидела мужчину из команды уборщиков, он стоял и со страхом смотрел на нее. Она сбросила его руку со своего плеча и нервно захохотала. На долю секунды она подумала, что это Винс вывернул из-за угла.
— С тобой все в порядке?
— Да… нет… сейчас… Только отдышусь. Ты испугал меня. Ты всегда так подкрадываешься к людям? — нападала она на него.
— Я дважды окликнул тебя, но ты не слышала.
Щеки Джинджер заливал румянец. Она настолько погрузилась в свои переживания, что вообще ничего не слышала.
— Извини, — пробормотала она.
— Ты не слишком хорошо выглядишь, — заметил мужчина. — Почему бы тебе не сделать перерыв? Я могу закончить за тебя этаж.
— Нет, со мной все прекрасно. В этом нет необходимости. — Джинджер посмотрела вверх. Ее пристальный взгляд замер на табличке, которая блестела на массивной дубовой двери. На ней было выгравировано: «Винс Данелли. Президент».
Что нашла бы она, если бы вошла в офис? Увидела бы на столе портрет его последней победы? Джинджер не сомневалась, что женщина должна быть красивой, с улыбкой на губах и в глазах ее должна светиться любовь. Или обнаружила бы зарубки на стуле, по которым можно пересчитать всех изголодавшихся по любви бедняжек, которых он победил? Она мысленно выругалась и вздохнула.
Робин назначила Джинджер ответственной за уборку. Но сейчас она совершенно не в себе, не в состоянии даже думать. Пять минут. Ей надо пять минут, чтобы прийти в себя, собраться. Пять паршивых минут.
— Хорошо. Займись кабинетом.
— Давай ключи.
Джинджер полезла в карман и почувствовала тяжесть всей связки. Сталь ключей показалась особенно холодной на фоне потной ладони. Откуда ей знать, можно ли доверять парню?
— Как тебя зовут?
— Джонсон. Джон Джонсон.
— Ты давно здесь работаешь?
— Не слишком, но достаточно долго. Расслабься. Робин не наняла бы меня, если б я не знал свое дело. — Он улыбнулся, и казалось, абсолютно искренне.
Помимо собственной воли Джинджер снова посмотрела на табличку. Она не могла войти в офис Винса. Звеня ключами, она вынула их из кармана и положила в протянутую руку Джона.
— Хорошо. Но сначала убери вон тот офис. — Дрожащей рукой Джинджер указала на дверь Винса. — Сделай работу безупречно. Мне говорили, что этот человек… трудный.
— Почему ты ничего мне не сказала? — спросила Джинджер, и по ее голосу было ясно, что она едва сдерживает гнев.
— О мой Бог! Ты на самом деле думаешь, что я послала бы тебя туда, если бы знала, что президент компании — твой Винс? — Робин в сильном волнении мерила шагами виниловый пол на кухне Джинджер.
— Он — не «мой Винс». И я больше не знаю, чему мне верить. — Джинджер уперлась лбом в холодное оконное стекло. Снег неслышно падал на землю, закрывая этот уголок огромного мира белым сверкающим покрывалом.
— Я никогда не знала, как фамилия твоего… прости, фамилия Винса. Какое-то сверхъестественное совпадение.
Сердце Джинджер сжалось в груди. Ты веришь в судьбу? В памяти всплыли слова Винса, а по спине пробежала дрожь.
— Это не совпадение, — прошептала она.
Робин остановилась и встала у окна рядом с ней.
— О чем ты говоришь?
— Судьба. — Джинджер засмеялась. — Злой рок. Назови это как угодно. Все случается по какой-то причине.
— Ты меня зацепила.
Повернувшись, Джинджер посмотрела подруге в глаза.
— Подумай сама. Моя мать встречает красивого мужчину, очень сильно влюбляется в него, и все кончается беременностью и одиночеством. Я встречаю красивого мужчину, очень сильно влюбляюсь…
— Ты беременна? — закричала Робин.
Закрыв глаза, Джинджер представила себя с младенцем Винса на руках. Темноволосый, с блестящими зелеными глазами, очаровательный ребенок…
— Нет. Мы приняли меры предосторожности. — Не сожаление ли услышала она в собственном голосе?
Робин стукнула ее по плечу.
— Это — не судьба. Это твоя мать, с пеленок промывающая тебе мозги насчет зла в обличье мужчины… любого мужчины. — Она взмахнула руками. — Вообще удивительно, что ты обручилась со Стивеном. — Робин прошлась по кухне. Ее глаза гневно блестели, лицо стало суровым, но говорила она спокойно и тихо. — Я знаю, ты задета, обижена. Я переживаю за тебя, поверь. Но добро пожаловать в реальный мир, Джинджер. Ты только что испытала то, через что большинство женщин в своей жизни проходит намного раньше. Если бы ты позволяла себе испытывать хоть какие-то чувства, ты узнала бы это давным-давно.
Позволила себе испытывать какие-то чувства? Разве не в том же самом она обвинила свою мать две недели назад? Выходит, она больше похожа на Эву Томпсон, чем себе представляла. Стиснув в кулаке ткань занавески, Джинджер с трудом вздохнула. Слова Робин ужалили ее, но она отказывалась их принимать. Джинджер обручилась со Стивеном потому, что, должно быть, любила его. Любовь — это ведь чувство. Значит, Робин не права.
— Я очень надеюсь, что никогда больше не увижу Винса, — пробормотала она.
— Я знаю, детка, знаю.
Рождество пришло и ушло, оно всегда было любимым праздником Джинджер. А в этом году в нем не было для нее никакой радости. Она не думала ни о чем, кроме слов Винса, что он хотел бы провести Рождество с ней.
Большую часть праздника она просидела одна. Поездка к матери стала настоящей пыткой. Джинджер отчаянно хотелось уюта, который способна дать только мать, она могла согреть и успокоить ее ноющее сердце. Но, опасаясь, что мать скажет: «Я так тебе и говорила», если она признается, что Винс ее бросил, Джинджер не могла произнести ни слова. В конце концов она заявила, что у нее грипп, и рано уехала домой. Она, словно раненое животное, заползла в уютную постель, обняла подушку, прижала ее к груди и поплакала перед тем, как заснуть.
