Чарльз Вильямсон - Девушка из универмага
— Это значит, — разъяснил он, — что некоторые товары отпускаются в течение двух часов со скидкой, — а все, что останется после того непроданным, снова идет по обычной цене. Это довольно тяжелое испытание для новичков. Управляющий, мистер Меггисон, назначил вам довольно тяжелое испытание, — добавил он. А затем, после минутной паузы, сказал: «Вам придется очутиться как бы в осином гнезде. Там сегодня в атмосфере много электричества, но держите выше голову и все обойдется».
Они вошли в пустой четырехугольник, образованный четырьмя длинными прилавками. Над ними висел плакат из красных и черных букв, возвещающий о начале продажи в половине одиннадцатого: всякая вещь может быть продана со скидкой до двенадцати с половиной. Внутри находилось шесть приказчиц, по две с каждой стороны четырехугольника, и в голове Вин промелькнул вопрос, почему ей предназначено работать без пары. Этот вопрос волновал, в связи с предупреждением заведующего этажем.
Шесть приказчиц пользовались затишьем перед бурей — временем до начала торговли, — чтобы сделать последние приготовления к продаже. В момент, когда Вин очутилась внутри четырехугольника, она почувствовала себя так, как если бы неожиданно попала под грозовую тучу. Старшая продавщица рвала и метала. Это была красивая еврейка, с очень густыми бровями, старше других, хотя едва ли достигшая 30 лет и начавшая сильно полнеть.
— Проклятье, — задыхаясь произнесла она — поставить меня сюда! Всякий дурак поймет этот фокус…
Она говорила, не обращая внимания на новенькую, если не считать ее пронизавшего насквозь все лицо и фигуру Вин взгляда. Ее нежные атласные смуглые руки с блестяще отполированными коралловыми ногтями, дрожали, когда, жестикулируя, она размахивала ими над товарами, нагроможденными на четырех прилавках. Казалось, что она обращала свои проклятья на блузки, шарфы и дамские безделушки.
— О, мисс Штейн, разве вам не ясен этот прием? — возразила худощавая, очень малокровная девушка, — товары расценены так дешево, что, может быть, их можно будет сбыть.
— Взгляните на них, взгляните только, — кричала еврейка. — Разве здесь есть что-нибудь, что хотя бы одна из вас выбрала в качестве подарка? Они могли бы меня послать в подвальное помещение и дело с концом. Но я покажу ему, и ей тоже, сколько я успею сделать, раньше, чем закончится день.
Возбуждение этой эффектной женщины было настолько страстно, что Вин почувствовала, как оно передается ей. Она не знала того, что случилось, хотя остальные, видимо, это знали, сочувствуя или делая вид, что сочувствуют еврейке. Но даже она, будучи здесь чужой, могла придти к определенным заключениям.
Мисс Штейн назначили продавать вещи, которых по ее мнению, никто не станет покупать. Кто-то, обладающий властью, поставил ее в это положение, чтобы причинить ей неприятность. В этом была замешана еще одна женщина, здесь должна играть роль ревность.
— Он сказал: «это подходит для вас, мисс Штейн», — передразнивающим тоном произнес дрожащий голос еврейки. — Как бы еще так — для меня. И он дал мне эти тряпки!
— Ей будет приятно, что вы унижены, — заметила девушка с круглым красным лицом.
— Неужели вы думаете, что я не знаю этого? — гордо спросила мисс Штейн. Ее глаза наполнились слезами, которые она с досадой вытерла очень грязным носовым платком, сильно контрастировавшим с ее прошедшими через маникюр руками. — Здесь нечего делать, но я расстрою всю эту махинацию, прежде, чем им удастся уничтожить меня.
— Вы не сделаете это именно теперь! — воскликнула малокровная девица.
— Не сделаю? Посмотрим! Мне наплевать на то, что случится со мной после сегодняшнего дня.
Уши у Вин горели, как если бы кто-нибудь надрал их. Прошло несколько минут. Она не могла обратиться за помощью, за справками относительно предстоящих ей обязанностей. Если бы она задала вопрос, что ей делать, к ней отнеслись бы недоброжелательно, или даже того хуже. Мистер Меггисон сказал, что отделение двухчасовой распродажи со скидкой будет «испытанием». В таком случае, она потерпит позорное поражение, а она не хочет этого. Но ей не хотелось также, чтобы потерпела поражение и прекрасная еврейка. Ее волнение было не совсем эгоистичным. «Испытание». Неужели нет ничего, что она могла бы сделать для своей и общей пользы?
Внезапно ее мысли перенеслись на пароход. Перед ней выплыло лицо Питера Рольса. Она видела его добрые, голубые глаза. Она снова слышала его слова: «Если я когда-нибудь смогу помочь…».
Как странно! Почему именно теперь она вспомнила о нем? Никто не может ей помочь и меньше всего он, вероятно, позабывший за это время о ней, после того, как мисс Рольс расстроила его ужасную обманную игру. Ей надо надеяться на самое себя. Правда, ей, словно по внушению Питера, пришла в голову идея, и, в сущности, не плохая идея, если бы только у нее хватило мужества прервать мисс Штейн.
Однажды вечером она болтала с Питером на нижней палубе о русских танцах и рисунках Льва Бакста. Она обменяла Питеру поразительную красоту причудливого сочетания красок, смеси, которую не признавали до «русского помешательства». Теперь ей показалось, что Питер напомнил ей ее тогдашние, немного хвастливые слова, что она смогла бы «из немногих тряпок и настроения Бакста» сделать превосходное модное бальное платье.
«Если вы собираетесь стать соперницей Надин, я готов помочь вам», — отвечал ей Питер и оба они рассмеялись.
Теперь, с могущественной, но безличной «помощью» крупного предприятия Питера Рольса старшего, она настроилась на лад Бакста и возымела дерзкое намерение оказаться соперницей Надин.
— Прошу извинения, — пробормотала она, обратясь к мисс Штейн и поспешила продолжать, так как на нее из под черного облака нахмуренных бровей уставился изумленный враждебный взгляд. — Я… Я, надеюсь, вы извините, что я прерываю вас, но я была моделью у Надин и мне пришла в голову идея, если вы позволите мне… мне кажется, вы считаете, что эти вещи не подходят для продажи, но я думаю, что если мы поспешим, нам удастся кое-что сделать из них.
Она сознавала всем своим существом, что, если она не выдержит взгляда глаз мисс Штейн, пока не успеет возбудить к себе интерес, последняя надежда будет потеряна. Она напрягла все свои усилия, чтобы выдержать этот взгляд, и она выдержала его, быстро говоря и заражая своим энтузиазмом раздраженную несчастную душу другой женщины.
— Что вы имеете в виду? — спросила мисс Штейн, сразу приняв резкий, официальный тон деловой женщины.
— Я покажу вам, если позволите, — отвечала Вин.
Винифред подошла к одному из прилавков и быстрыми решительными движениями начала строить разные комбинации из этих блуз, шарфов и дамских безделушек.
