Фиона Харпер - Медовый месяц в Париже
У Дженни горели кончики ушей. Насколько она помнила, они успели обменяться всего парой фраз, прежде чем ситуация вышла из-под контроля.
Перед тем как дверь закрылась, Дженни еще раз услышала тонкий детский голосок. Пристально глядя на Алекса светло-голубыми глазами, Молли произнесла:
— Хорошо, папочка.
Дженни показалось, что ее окутал холодный поток воздуха, а волосы встали дыбом.
Папочка?
Неужели Молли только что назвала Алекса папочкой?
Глава 7
Впервые за время своих отношений с Дженни Алекс осознал, что теперь вина полностью лежит на нем. Он уже собирался обо всем рассказать ей, когда Молли открыла дверь в комнату. Вернее, он намеревался обо всем ей поведать до того, как поддался желанию.
Сначала нужно было поговорить, потом — прикасаться к Дженни.
Алекс вздохнул и провел ладонью по своей макушке.
Шок во взгляде Дженни быстро сменился какой-то другой эмоцией.
— У тебя есть… Она твоя…
Он снова кивнул и протянул к ней руки. Дженни не смогла бы шагнуть назад, ибо позади нее находился стол, но она так быстро отскочила от Алекса в сторону, что толкнула кофейник, стоящий на столе. Тот упал и залил своим содержимым стол и пол.
Дженни попыталась поднять кофейник, но вздрогнула, коснувшись горячей жидкости. Однако она не отступилась. Дженни старалась поднять кофейник, паникуя все сильнее при виде того, как кофе заливает все большую площадь.
Алекс взял ее за руки, не желая, чтобы она обожглась. Наступило молчание, было слышно только, как кофе капает на ковер.
Высвободив руки, Дженни шагнула назад.
— У тебя дочь, а ты даже не сообщил мне об этом.
— Я узнал о ней три недели назад. Но до сих пор я не уверен на сто процентов…
— Почему ты не уверен? Что ты имеешь в виду?
Он вздохнул:
— Позволь, я объясню.
Наступило мгновение, которого Алекс боялся больше всего. Его сбежавшая невеста могла не выдержать накала страстей. Он видел страх и неуверенность в ее глазах. Пару долгих секунд она смотрела на дверь.
— Пожалуйста, — прибавил он, слыша едва заметное отчаяние в своем голосе. Дженни также его заметила. Она перестала бросать на него сердитые взгляды, подошла к незажженному камину и скрестила на груди руки.
* * *
Алекс возвращался из больничного кафетерия словно на автопилоте. За прошедшие несколько дней он столько раз ходил этим маршрутом, что уже легко ориентировался в бесконечных извилистых коридорах клиники.
Не успел он свернуть в отделение, где лежала Бекки, как мимо него торопливо прошла упитанная дама с туго стянутыми в пучок волосами. Она что-то бормотала о службе по опеке за детьми. Алекс ускорил шаг и почти рысцой вбежал в палату, где обнаружил полноватую медсестру, держащую на руках извивающегося маленького ребенка. Выражение лица медсестры было испуганно-ошеломленным.
Флора, так звали медсестру, спокойным тоном сообщила Алексу о том, что санитары, которые привезли сюда Бекки, сказали, что перед тем, как потерять сознание, она сказала, что ребенок рожден от Алекса Хантера.
Он повернулся к Флоре, которая изо всех сила старалась успокоить вырывающуюся девочку, и нахмурился.
Флора потеряла терпение, отпустила девочку, и та подбежала к кровати и уставилась на Бекки, потом стала тянуть ее за руку, хныкая.
— Проснись, — сказала она тоненьким голоском.
Алексу стало не по себе.
— Проснись, мамочка! — завопила девочка, затем попыталась забраться на кровать Бекки.
Но кровать оказалась слишком высокой, а ее ножки слишком короткими, поэтому она продолжала удерживать женщину за бледную руку. В глазах девочки стояли слезы.
У Бекки есть ребенок? Дочь?
Алекс не знал, то ли радоваться этому факту, то ли огорчаться. Бекки добилась того, чего хотела. И быстро, как он мог догадаться. Девочке должно быть года два…
— Мужчина, который вел автомобиль, в котором Бекки попала в аварию, ее любовник? — спросил он Флору.
Она пожала плечами:
— Полагаю, да. Его увезли в другую больницу.
До того как Алекс спросил, в какой именно больнице ему найти этого идиота, который гнал машину по встречной полосе на улице с односторонним движением, медсестра коснулась его руки.
— Мне лучше уйти. Если вы не против того, чтобы присмотреть за ней… — Она кивнула на ребенка. — Вы знаете, что делать, если вам понадобится помощь.
Алекс кивнул, а когда медсестра ушла, приблизился к маленькой девочке и присел перед ней на корточки. Он попытался с ней заговорить, но она не обращала на него внимания. Девочка продолжала пристально смотреть на мать. Сдавшись, Алекс присел на стул рядом с девочкой. Он понимал, что малышку лучше оставить наедине с ее размышлениями.
Молчаливо сидя на стуле, Алекс подумал о том, что обязан помочь этой девочке воссоединиться с ее семьей. В противном случае она окажется в приюте, как когда-то ее мать.
В конце концов девочка повернулась к нему лицом и посмотрела на него. Он улыбнулся. Она не улыбнулась ему в ответ. Алекс похлопал рукой по колену.
— Иди и присядь. Ты выглядишь уставшей.
Медленно девочка отпустила руку Бекки и пошла к Алексу. Он осторожно усадил ее себе на колени. Хотя не противилась, прижиматься к нему не стала.
— Как тебя зовут? — прошептал он.
Она повернула голову, посмотрела на него и тихо ответила:
— Молли.
Алекс взглянул в ее большие голубые глаза и улыбнулся. Ему следовало догадаться. Бекки всегда очень нравилось это имя. Когда они пытались зачать ребенка, она категорично заявляла, что назовет девочку именно так.
А потом произошло нечто необычное. Поначалу Алекс объяснил это недосыпанием, ибо между ним и Молли возникло странное ощущение единения, когда они стали друг друга рассматривать. Он словно смотрел на фотографию, изображение на которой знал наизусть. Странно, ведь он не видел никаких фотографий Бекки в детстве, поэтому девочка не могла напоминать ему свою мать. В любом случае у Бекки глаза были орехового оттенка, а глаза девочки — светло-голубыми…
Такими же, как у Алекса.
И внезапно последние слова Бекки обрели смысл.
— Скажите Алексу, что она его дочь…
Пока Алекс говорил, Дженни все крепче переплетала на груди руки и слушала его с растущим ужасом. Она ужасалась разбитой семейной жизни Алекса и собственному эгоизму: тому, как она поступала, если что-то выходило не так, как она хотела. В этом случае Дженни топала ногами, как подросток.
Хуже всего было то, что внутренний голос требовал от Дженни взбеситься, упереться руками в бока и заявить, что жизнь к ней несправедлива. Потребовать от Алекса разъяснения, почему он не сообщил ей об этом ранее. Сообщи он ей об этом прежде, она не сбежала бы от него.
