Кристина Лестер - Замок из дождя
В начале декабря отмечали день рождения фирмы. Праздничная программа, растянувшаяся на неделю, была подготовлена в нескольких разных вариантах. От самых скромных — для основной публики, до эксклюзивных — для ВИП-персон и акционеров холдинга.
А в пятницу вечером планировалась главная финальная вечеринка на три дня, на которую пригласили около пятисот человек и арендовали теплоход. Услышав про теплоход, Филипп понял, что больше Джессике отступать некуда.
Он был ослеплен блеском бриллиантов, тысячекратно преломленным и умноженным лучами настенных бра, и красотой обнаженных женских плеч. Мужчины выступали в костюмах, а кое-кто и в смокингах, и он подумал, что для таких мероприятий существует, пожалуй, самый жесткий дресс-код в мире. Попробуй приди в… джинсах и свитере! Тебя тут же спустят с лестницы и не посмотрят, что написано на визитке.
— Это все равно что нарушить правило костюмированной вечеринки и прийти в вечернем платье или в обычном смокинге, — ответила Джессика на его грустное философское замечание. — Тебя просто выкинут за борт.
Филипп поежился. За борт ему не хотелось. За борт, по наступлении часа ночи, могли выйти все желающие, во время остановки в Нью-Лондоне. Остальные плыли дальше с ночевкой в каютах и субботним праздником в Бостон. Самые стойкие, видимо, могли вернуться на этом же теплоходе домой, но уже в воскресенье.
— Сколько же можно пить за день рождения компании? — искренне изумлялся Филипп. — Моя прабабка была русская. Вот там, она говорила, могут долго пить. Без остановки праздновать несколько дней. Но тут — не Россия.
— Не Россия, — ответила Джессика, кутаясь в манто и оглядываясь на гостей, которые шли от пристани, заполняя небольшой зал в закрытой палубе, — но празднуем уже восьмой день. А ведь это только пятилетие! Что же будет, когда фирме стукнет десять?
— Запой.
— Что такое «запой»?
— Это бывает у русских. Лучше этого не видеть.
Многие из приглашенных были люди со стороны: друзья президента по клубам, друзья детства, партнеры по бизнесу, партнеры по игре в гольф… За одним столом собрались несколько известных банкиров и самых богатых людей города…
Джессика, хотя и неплохо ориентировалась в правилах поведения на подобных мероприятиях, все-таки чувствовала себя не в своей тарелке, Филипп это отлично видел, несмотря на то что она старалась это скрыть. Сам он мечтал только об одном: когда же теплоход доплывет до первой остановки, чтобы часть публики выгрузилась на берег. Или, может… или, может, ему следует поступить так же?
Эту любопытную мысль он не успел додумать до конца — Джессика, словно почуяла неладное, быстренько пригласила его танцевать. Танец — прелюдия любви… Как бы там ни было, а с этого момента вечер пошел по другим правилам.
Такой Джессику он, честно говоря, еще не видел. Она манила, зажигала, поощряла и звала за собой, она была кокетлива и холодна одновременно, она была целомудренна и бесстыдна. Она была самим искушением во плоти.
И счастливый Филипп, одурманенный близостью ее мягких губ, почти забыл о другом искушении своей жизни. А вокруг было много вина, красивых женщин, денег, роскоши и бриллиантового блеска… И совсем не хотелось думать о сырой осенней ночи, разметавшейся над океаном. О ночи, которая неизменно ассоциируется с Селин.
Сегодня, сейчас, когда Джессика обнимала его плечи, когда она касалась его губ, он запретил себе думать о другой девушке.
— Джессика! Господи, Джессика, как ты сегодня хороша!
— Я всегда хороша, Фил. Просто ты не хотел этого замечать, но теперь, надеюсь, оценишь! — отвечала она с такой соблазнительной улыбкой, что Филипп не нашел ничего другого, как с рычанием подхватить ее на руки и закружить. Он зарывался носом в ее волосы, «танцевал», приподняв над полом, заглядывал в глаза, строил нелепые выражения лица, а она хохотала и прижималась к нему.
— Фил, я больше не могу! — наконец простонала Джессика. — Ноги гудят, и руки устали.
— А руки-то почему? — Он театрально разглядывал ее кисти, ощупывая их, словно заправский хирург, и вдруг, удивляясь собственным движениям, приложился к одной долгим, влажным поцелуем. Он целовал ей ладонь, а сам почему-то чувствовал возбуждение сильнее, чем она. Хотя, может, он ошибался.
Джессика молчала. Но даже сквозь музыку он слышал ее тяжелое, прерывистое дыхание. Он поднял глаза. Казалось, ее трясло, словно в ознобе:
— М-мы… мы сходим в Нью-Лондоне или нет? А то объявляют, что подплываем к п-пристани…
— Джессика! Какой Нью-Лондон, какая пристань?! Джессика…
В следующий миг ему показалось, что музыку выключили, а все гости исчезли. А еще через миг он уже мчался к своей каюте, а за ним, путаясь в широком подоле шелкового платья и не отпуская его руку, бежала красивейшая женщина, с которой он давно мечтал провести ночь…
Потом — ее руки, ее губы, ее фигурка, до смешного похожая на… Стоп. Он запретил себе думать о чем-либо, что находится за пределами этой каюты. Только Джессика. Только пол и широкая кровать. Только… все плывет перед глазами и против воли видится совсем другая каюта — маленькая, в тесном катере, шлепавшем по Эльбе… Ну почему?!
Ну почему опять на катере?!
— Филипп, не делай мне больно, пожалуйста. Фили-ипп.
— Что случилось? — Он увидел следы от своих пальцев на плече Джессики. Лицо его исказилось. — О господи, прости, прости, прости… Я… я… это я от страсти. Я очень! Очень сильно хочу тебя, Джессика.
— Филипп, я, кажется, люблю тебя.
— Что?.. Я не расслышал…
А лицо Селин не уходило. Он готов был разодрать когтями, разгрызть Джессику, чтобы прогнать другие глаза. Но не мог. Селин и правда, как ревнивый часовой, охраняла свою собственность от соперниц. А собственностью было его сердце.
Он удвоил старания:
— Джессика, если бы ты знала, как я давно и сильно… Как ты нужна мне! Джессика… О черт!
Он разозлился. Сильно разозлился, так что едва смог скрыть это. Ему хотелось взвыть и разбить об стенку что-нибудь тяжелое. Ему хотелось разбить об стенку свою голову, чтобы ушли из памяти ее глаза.
Он принялся остервенело целовать Джессику. Бедная девочка. Она его любит. И, к счастью, не понимает, что происходит. К счастью ли?..
— Филипп, что с тобой? Тебе нехорошо?
— Ну что ты! Мне давно не было так хорошо. Мне никогда не было так хорошо! И никогда не будет так хорошо!!!
— Фили-ипп! Я люблю тебя!
Он готов был разрыдаться, как девчонка. Он готов был задушить Селин. Вот сейчас он ее ненавидел! Он не может больше так жить! И не будет!
Сейчас… Сейчас нужно заняться любовью с Джессикой. А после — гори все синим пламенем! — сделать ей предложение и спастись. Да. Это — единственно верный путь. И, испытав несказанное облегчение от этой мысли, он поспешно и не слишком деликатно повалил Джессику на кровать.
