Mara Palpatyne - Deus, ex-machina
Доктор подал мензурку Трис, та поднесла ее к губам весталки. Прозрачная жидкость полилась в приоткрытый рот девушки.
– Трис… что с кораблем?
– Лежит в дрейфе. Не волнуйся… – сама того не замечая, Тристана погладила Эйден по здоровой руке.
– Сейчас подействует, – шепнул Иллов. – Если возможно, не отходите сейчас от нее, ей нужен кто-то, кого она знает…
– Что Вы ей дали? – тихо спросила Трис.
– Это наркотик. Он прекрасно обезболивает, но человек остается в сознании. Он может пугаться, может много говорить, может рассказывать какие-то свои тайны или видеть видения… Вы должны быть рядом с ней, – повторил Иллов. Трис кивнула и вновь наклонилась к Эйден.
– Я здесь, солнышко. Не бойся.
– Я… не боюсь. Я не чувствую рук… и ног…
– Так и должно быть, – Трис заметила, что доктор принялся обрабатывать края раны ваткой, смоченной какой-то резко пахнущей жидкостью. – Не бойся, все будет хорошо.
– А… больше болеть не будет?
– Не будет, теперь не будет…
– Хорошо… – устало сказала весталка, – тебе я верю. Я сразу тебе поверила, хоть ты и злилась на меня за что-то…
– Я была глупой. Прости меня.
– Я… не сержусь. Сердилась, а теперь не сержусь. Ты хорошая.
Трис молчала, поглаживая пальцы здоровой руки Эйден. Доктор смыл с раны сукровицу и спекшуюся кровь и вдевал нитку с угрожающего вида иголку.
– Я слышала… – нарушила молчание Эйден, – хочешь, я расскажу тебе… тайну? Весталки иногда рассказывают друг другу легенды. Те легенды, которые нельзя рассказывать чужим, потому… что за это могут сбросить с Тейглинской скалы…
Иголка впилась в плоть весталки, но та даже не вздрогнула:
– Говорят, в древности были экипажи… где служили пары. И эти пары чувствовали друг друга… так, как в бою экипаж чувствует капитана… но сильнее. Они в полете действовали… как одно целое. Говорят, что когда-то… авгуры охотились… за такими экипажами… потому что боялись их…
Трис задумалась. Если это было правдой… чего могли бояться авгуры? Почему они преследовали такие корабли? И нет ли в этой легенде намека на то, за что уничтожили "Неотвратимое возмездие"?
А главное – их с Эйден связь, то, как они чувствовали друг друга – не имело ли это отношения к данной легенде?
Доктор дошивал последние стежки на руке девушки. Огромная рана, словно по мановению волшебной палочки, превратилась в довольно аккуратный шов (хотя, конечно, относительно аккуратный – шов выглядел как багровый рубец на иссиня-черной гематоме).
– Я подумала… когда чувствовала тебя… может быть, у нас с тобой такая же связь? – глаза весталки были подернуты поволокой, она смотрела не на Тристану, а куда-то в одной ей ведомую точку пространства. – Девочки в храме иногда… дружили, очень крепко дружили, – на щеках весталки заиграл легкий румянец, – я подумала… если между девочками может быть такая дружба… может быть… то, что ты мне так…
– Готово, – шепнул Иллов, – теперь ей нужно поспать и восстановить силы.
Он достал откуда-то марлевый лоскуток, смочил его жидкостью из одной из своих бутылочек и быстро приложил к носу Эйден. Девушка тут же обмякла на руках Тристаны, ее дыхание стало ровным и глубоким.
– Пусть поспит, – сказал Иллов, – давайте переложим ее поудобнее.
Глава 2.4: Тайны
О, сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
А.С. Пушкин
Ангел не умел злиться. Но его равнодушие было страшнее, чем любой гнев:
– Вам, органическим, ничего нельзя доверить! Так бездарно завалить такую простую работу! Что может быть проще – прийти в нужное время в нужное место и спустить тетиву? Так нет! Камертон еретички до сих пор вибрирует! А ваш лучший ассасин – мертв!
Авгур, потупившись, молча слушал ангела. Сказать ему было нечего. Кроме того, что такого не бывает, не может быть! Что заряженный на убийство вестал Эйхмана – это машина смерти, которую просто невозможно остановить…
«Все это теперь стало пустыми словами», – думал авгур, – «неистребимую машину смерти с огромным опытом искоренения ереси уничтожила восемнадцатилетняя девчонка, полгода назад получившая посвящение. Так не бывает!!! Но ангел не поймет этого…»
– Чего ты молчишь? – абсолютно лишенный эмоций голос ангела резко контрастировал с его суровыми словами. – Немедленно поднимай "Мортусов"! Вы должны перехватить Еретика до того, как он сможет уйти от вас. А если не перехватите…
Авгур сжался, словно желая превратиться в точку. Он знал, что такое гнев Ока. Теперь история с Язоном уже не казалась ему забавной.
С легким треском ангел растворился в воздухе. Он не сказал, что будет, если "Неотвратимому возмездию" удастся уйти.
Возможно потому, что этого боялось само Око…
***
Они переложили мирно спящую Эйден на рулон парусины, предназначенной для аварийного ремонта оболочки каррака – более удобного ложа на кораблике не было. Оставив Георгия устраивать девушку удобнее, Трис бросилась к рычагам.
Она вновь почувствовала необъяснимое чувство, не такое, как раньше, но тоже знакомое. Так она чувствовала себя всякий раз, когда на корабле могла случиться авария какого-то механизма – ломота в костях, металлический привкус во рту… но тут были нюансы – боль была слабее, привкус, скорее, напоминал машинное масло.
Совершенно не понимая, что делает, Трис схватилась за рычаги и стала тянуть их, плавно, аккуратно, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. От напряжения девушка закусила до крови губу – ее действия напоминали попытку слепого написать портрет. Тем не менее, неприятные чувства стали ослабевать, а затем по позвоночнику неожиданно пробежала уже знакомая приятная волна – каррак лег на курс возвращения, соскользнув с траектории дрейфа. Но Трис этого не знала. Она знала одно – она сделала все правильно
– Хм… если мне не изменяет память, Вы ведь специалист-механик? – раздался за спиной голос Иллова.
– Да, – неприветливо ответила Трис, – а что?
– К тому же самоучка?
– С чего Вы взяли?
– Все, кто обучался в храмах – девственники.
Трис резко развернулась.
– На что Вы намекаете?
– Девушка, я врач, притом очень хороший. Отличить девственницу от женщины я могу с первого взгляда. Вы – не весталка.
– И что с того? По-вашему, я не специалист? – с нажимом спросила Трис.
– Послушайте меня, пожалуйста, – сказал Георгий, садясь в одно из двух неудобных кресел, – я немного расскажу Вам о себе, чтобы Вы поняли, чему я сейчас удивился…
