Пэтти Стэндарт - Важна только любовь
— Горох и редиска. В этом году червяки добрались до салата-латука. — Мэри повернулась и поправила очки тыльной стороной руки в перчатке.
— Папа все равно салата не выносит.
— Ну, если ему что-нибудь полезно, так он обязательно не выносит. Прямо не знаю, что с ним делать.
— Как он, мам? — Каттер прошел между ровными грядками и присел рядом с ней. — Сильно похудел что-то.
Она покачала головой, губы вытянулись в ниточку.
— Да почти так же. Этой зимой колени болят посильнее. Едва уже добирается по ступеням до спальни. Но пока держится сам. — И снова опустила руки к зелени на грядке, аккуратно вытаскивая ее из земли и отряхивая, прежде чем сложить в пакет.
Каттер тоже включился.
— Останешься на ужин? — спросила Мэри. — Поджарю в микроволновке еще кусок свинины.
— Спасибо, как раз подумал — хорошо бы остаться. У меня был длинный день.
— Твой отец обрадуется компании. Осторожнее с редиской!
Бок о бок прошли одну грядку, принялись за другую. Вечерние тени становились все длиннее. Рядом зеленели перья морковки, покачивались стебли гороха. Каттер отдыхал за этой незамысловатой работой. Ребенком он столько раз полол эти грядки. Тогда это было скучной обязанностью, сейчас — приятным отдыхом от трудных мыслей. Должно быть, здесь, в тишине сада, и кроется что-то вроде правды. А как относится к этому мать? Он взглянул на нее — у нее тоже сейчас ощущение покоя?
— Разве это не прекрасно, мама? Мэри яростно выдернула сорняк.
— Что именно?
— Ну, сад, вечер… — Трудно ей объяснить, как успокаивают такие простые вещи после суеты.
— Хмм… темнеет, мне пора готовить ужин. Похоже, сегодня покончить с сорняками не удастся. А завтра я везу отца на процедуры. Потом мне надо в церковь — обещала им помочь. К тому времени, как я до них доберусь, сорняки вырастут на целый фут. — Она кивнула в сторону зеленой массы.
К Каттеру возвращалось чувство неловкости, как в прошлый раз, когда он приходил к родителям на ужин. Мать всегда любила свой сад, он еще не слышал, чтобы она говорила о нем как об обузе.
— Я закончу эту грядку, пока ты будешь готовить ужин, — пообещал он.
Мэри отвернулась и стянула перчатки.
— Да, милый? Вот и чудесно. Каттер видел, как она украдкой промокнула глаза салфеткой, извлеченной из кармана передника.
— Мам? — Его охватила тревога.
— Что-то в глаз попало — наверно, пылинка. — Она оглядела двор, дом, широкий газон перед собой. — Боже, я так люблю это место!
— Да, мам, да.
— Здесь нам было хорошо все эти годы. Все переполнено воспоминаниями. Губы у нее сложились в легкую улыбку.
Каттеру стало легче. Последняя неделя, проведенная с Адрианой, вымотала его. Эти поиски скелетов в каждом шкафу, подтекст в каждой фразе, скрытые мотивы повсюду… Здесь же его дом, его родители, и ничего не надо искать.
— Помнишь, ты и Томми натягивали здесь одеяло вместо тента и спали летом на улице. Однажды вы вообразили себя пиратами и принялись откапывать золотой клад прямо во дворе. Весь газон был покрыт огромными ямами. Я думала, отца удар хватит, когда он увидел результаты ваших поисков.
Каттер смеялся, вспоминал.
— Мэри! — явственно прозвучал в тихом вечернем воздухе голос отца.
Горьковато-сладкая нота добавилась к воспоминаниям Каттера.
— Я в саду, — отозвалась она, — сейчас-сейчас. Угадай, кто пришел к нам на ужин? — Встала и поспешила к дому, на ходу отряхивая колени.
Каттер смотрел, как она спешила к мужу, с которым прожила сорок пять лет. Он оставался в саду до темноты, гадая, кто однажды поспешит к нему, когда он позовет? Руки сами потянулись к земле, на которой он провел детство.
Глава 5
— Бабушка, разве тебе не нравится? Бланш и Лиза теснились в новой ванной. Лиза, только что вернувшаяся из школы, с любопытством наблюдала, как Каттер осторожно водит ладонями по обоям, приклеенным к стене.
— Очень мило, дорогая, — тактично отозвалась Бланш. — Довольно впечатляюще.
— Вот именно этого я и хотела — чтобы впечатляюще.
Каттер развернул еще один рулон обоев — в броскую ярко-синюю полосу, с крошечными листиками плюща, разбросанными по полосатой поверхности.
Прочитав полицейский отчет, как обычно, довольно невыразительный, и даже поговорив с полицейским, который первым прибыл на место происшествия, Каттер нехота согласился с заключением Джонатана — чист, как стеклышко. У полиции нет ничего — ни одного свидетеля, ничего подозрительного, связанного с аварией и пропавшими деньгами. И все же Харви взял их, и некоторое время они были у него.
Лиза осведомлялась, как идет дело, по меньшей мере дважды в день. Вскоре ему придется сказать ей, думал он, вслушиваясь в болтовню девочки, что ее отец взял деньги. В этом не было никаких сомнений. Исчезли они где-то по пути, а когда он покидал офис, безусловно, находились при нем. Двадцать пять тысяч долларов в не помеченных стодолларовых купюрах, которые невозможно проследить.
— Пойду помогу маме с ужином. — Бланш вынула шпильки и держала их в руке. — Готовит что-то тайское. Я ей говорю — от твоих изысков живот разболится, но она полна решимости расширить мое меню.
— И мой живот, — добавила Лиза.
— Брось! — отмахнулась Бланш. — Ты сейчас в том состоянии, когда рывком растут. С каждым днем будешь становиться выше и тоньше, не беспокойся. — И покинула ванную.
Каттер уже боялся того, что последует. Как он и думал, Лиза придвинулась поближе и прошипела заговорщическим шепотом:
— Ну как, что узнал?
— Прошло всего два дня. Дай мне немного времени.
— Но у меня уже нет времени! — возмутилась Лиза все еще шепотом. — Ты уже клеишь обои, между прочим. Теперь только покрасить кое-что и положить на пол плитку, а потом ты исчезнешь. У меня почти не осталось времени.
Он улыбнулся ее горячности.
— Я здесь еще побуду, не горюй. — И приладил еще полоску обоев к стене, мягко разглаживая края.
Лиза скрестила руки на груди и упрямо на него уставилась.
— Так ты говорил с полицейским? Что он тебе сказал? Почему ты не смотришь на меня, Каттер?
— Пытаюсь работать, если ты не заметила.
— Так что?
— Я говорил с ним.
— И что же? Ты ведь что-то скрываешь, да? — торжествующе возгласила она, видя, что он колеблется. — Ты что-то знаешь и не хочешь мне говорить. Он взял их, правда?
— Все, хватит! — Он поднял руки, защищаясь, и прилаженные обои упали, приземлившись у его ног клейкой кучкой. — Сядь-ка, Лиза.
Она примостилась на краешке ванны — напряженная, решительная, с горящими зелеными глазами.
