Памела Бэрфорд - Борьба без проигравших
— А я тебе помогу.
Элизабет бросила на него острый взгляд, как бы чуя подвох.
— Считай это платой за то, что ты не выцарапала мне глаза.
— Даже если ты этого заслуживаешь?
— Даже если я этого заслуживаю.
— Ладно, лови.
Она швырнула кирпич, и Калеб едва увернуться.
— А это — для твоей комнаты ужасов, — сказала она, стаскивая с себя одеяло.
— Для чего? — рассеянно спросил Калеб. был поглощен созерцанием ее обтянутых джинсами ягодиц, пока она спускалась с лестницы. На середине Элизабет бросила на него через плечо под зрительный взгляд, и Калеб быстро нагнулся, чтобы подобрать кирпич.
— Ну… для твоей комнаты ужасов, — сказ Элизабет, спустившись на землю. — Для запертой комнаты, где ты хранишь все опасные предметы. Стаканы, пресс-папье, ложки для грейпфрутов. — Она сделала вид, что вздрогнула. — Страшно подумать, что только можно натворить, получив доступ к подобным вещам.
Калеб повел ее к дому.
— Ты будешь подметать, а я подержу совок.
Перед рассветом Элизабет разбудил оглушительный раскат грома. Она лежала, прислушиваясь к шуму дождя и близким раскатам, и думала о том, что придется встать и начать новый день. Она поднялась с постели, надела старое розовое бархатное платье и спустилась вниз, чтобы приготовить кофе.
Прошло уже четыре дня после того, как она нашла свой сигнал бедствия в кармане у Калеба и оставила всякую надежду на спасение. С тех пор ее отношения с хозяином дома стали более естественными и свободными. Она перестала притворяться послушной девочкой и в то же время старалась не провоцировать его. К несчастью, Калеб считал любые ее попытки объяснить свое пребывание в «Авалоне» ложью. Все же он стал уделять ей больше внимания, что было почти похоже на уважение. Забавно, думала Элизабет, доведись им встретиться таких из ряда вон выходящих обстоятельствах, они могли бы стать друзьями. Или даже больше, чем просто друзьями. Элизабет не могла лгать себе и отрицать, что какая-то ее неведомая сила тянет ее к Калебу. Его властная самоуверенность, непоколебимая сила и убежденность возбуждали и одновременно разочаровывали. Ей не приходилось встречаться с такими людьми, как Калеб, никогда Элизабет не думала, что ее потянет к такому властному мужчине, который не побоится взять на себя любую ответственность.
Этот мужчина сумел пробудить в ней нечто, дремавшее в глубине души, нечто изначальное, первобытное, и ей казалось, что она уже никогда не станет прежней. Когда Калеб освободит ее, и она вернется к своей нормальной жизни, в ней будет жить вечная тоска.
Она знала, что никогда не встретит мужчину, который сможет утолить эту тоску.
Когда Элизабет проходила через солнечную комнату, вспышка молнии ярко осветила помещение через огромное окно-фонарь.
Калеб стоял спиной к ней и глядел в окно, скрестив руки на груди.
Много раз Элизабет пыталась представить себе его тело, скрытое широким свитером. Теперь она Должна была признаться, что у нее не хватало воображения. На Калебе были только серые спортивные брюки. Вспышки молнии высвечивали его бронзовый торс, который был даже более мощным, более мужественным, чем она себе представляла.
— Ты так и будешь стоять там? — спросил Калеб, не оборачиваясь.
Элизабет поморщилась. Это было нечестно. Если бы он захотел, он мог бы прокрасться мимо нее облаченный в рыцарские доспехи. А она босиком не может проскользнуть мимо него незаметно. Она прошла в глубь комнаты и встала рядом у окна.
— Прямо буря, — промолвила она.
— Угу. — Калеб слишком сосредоточенно смотрел в окно.
Может, она пришла некстати? Но он сам попросил ее войти. Элизабет посмотрела на него и удивилась напряженному выражению его лица. Над верхней губой у него блестели бисеринки пота. Теперь, стоя рядом, она почувствовала, как напряжено все его тело.
— Что-то случилось? — спросила она, и не пела произнести эти слова, как пророкотал очередной раскат грома.
Калеб вздрогнул, хотя ей показалось, что он тается скрыть это. Ее разум не хотел признать то, подсказывало чутье: Калеб боится грозы.
Нет, этого не может быть! Десантник, который боится грозы?!
И вдруг дом потряс оглушительный раскат грома, а в это время в окне сверкнула молния. Сов близко! Калеб на мгновение зажмурился, словно против воли. Элизабет видела, как он судорожно сглотнул.
— Калеб, неужели ты боишь… — Она прикусила губу. У Рэмбо нельзя спрашивать о таких вещах.
Калеб взглянул на нее, и она отвела глаза сторону. Она услышала тяжелый вздох.
— Сколько себя помню, у меня всегда была эта дурацкая фобия.
— Но… но ты же специалист по взрывам.
Он пожал плечами:
— Это разные вещи.
Почему-то его готовность признаться в своем страхе показалась ей мужественным поступком.
— Ну, в фобии нет ничего постыдного.
Его колючий взгляд ясно сказал, чтобы она прекратила говорить банальности.
Что он хотел доказать себе, стоя вот так перед этим огромным окном и пересиливая свой страх? Конечно, это было лучше, чем забиться в какой-нибудь темный угол.
У Калеба на груди под сложенными руками блеснуло серебро. Элизабет повернулась к нему, чтобы, наконец, посмотреть, что же такое у него на цепочке.
Крошечная подвеска пряталась среди густых черных волосков на груди. Элизабет взглянула Калебу в лицо и увидела, что он смотрит на нее. Сейчас его глаза были скорее цвета олова, чем серебра. Они были того же цвета, что и небо, на котором начал проступать рассвет.
Едва коснувшись кончиками пальцев курчавых волос на его груди, Элизабет выловила подвеску, испытывая при этом удивительное чувство близости к Калебу. В руках у нее оказался маленький серебряный крестик, очевидно, ручной работы и чрезвычайно простой.
Калеб тихо сказал:
— Это крестик моей матери.
Элизабет кивнула. Ее пальцы сжимали крестик, согретый его теплом. Грудь Калеба поднималась и опускалась под ее рукой. Она разжала пальцы, прижала свою ладонь поверх креста к его груди и почувствовала мощное, ровное биение его сердца. Почти против воли она снова подняла глаза и встретилась с взглядом его светлых глаз, который словно пронизывал ее насквозь.
Послышался новый удар грома. Калеб на мгновение замер, и сердце его забилось сильнее. Он разжал руки и положил ладони ей на локти, раздался еще один удар грома, и его пальцы с силой сжали и тут же отпустили руки Элизабет.
Не отводя взгляда от ее лица, он пробормотал:
— Теперь ты знаешь мою тайну. А какие тайны у тебя? Чего ты боишься?
Он помолчал несколько секунд, потом коснулся рукой ее щеки. Его лицо было нежным и печальным. Прочел ли он ее мысли?
