Памела Робертс - Муки ревности
— Бальзам, настоящий бальзам.
— Давай-давай, не разговаривай. Не теряй времени. Нам еще есть чем заняться.
Еда, приготовленная, казалось, на шестерых, исчезла в течение десяти минут. А спустя еще четверть часа и Оливия, и Дуэйн, обнявшись, снова уснули…
Когда она снова открыла глаза, то обнаружила, что лежит в постели одна. Молодая женщина потянулась, приподнялась на локте и взглянула на часы — одиннадцать двадцать пять. Все тело ныло от приятной усталости. Вставать решительно не хотелось. А Дуэйн? Где же Дуэйн? На смятой подушке рядом с ней лежал листок бумаги. Оливия взяла его.
Олли, любовь моя. Спасибо за дивную, восхитительную ночь. Прости, что не разбудил, но не мог решиться на такую жестокость. Ты так чудесно и сладко спала, милая, что я залюбовался тобой.
Увы, дела зовут. Вынужден ехать на работу. Позвони мне, как проснешься.
Люблю. Целую тысячу раз.
Твой Дуэйн.
Она улыбнулась. Пробежала записку глазами сначала. И снова улыбнулась. «Твой Дуэйн». Никто и никогда не говорил ей таких слов. Впрочем, не от Эндрю же было ждать подобных любовных записок. Даже, в первые годы их совместной жизни он не баловал ее нежностями.
Да что там нежностями… С сексом у них тоже обстояло весьма и весьма неважно. Уже через полгода после свадьбы он начал отделываться от нее разными отговорками: «плохо себя чувствую», «устал на работе как собака», «у меня был чертовски тяжелый день» и тому подобными. Оливия долго не понимала, в чем заключается его работа под звучным названием «ассистент главного помощника режиссера», и удивлялась, от чего он так устает. И только много лет спустя последней, как обычно и бывает с женами, узнала, что Эндрю помогал главному помощнику режиссера спать с теми актрисульками, с которыми не справлялся сам режиссер.
Но зато Дуэйн… О, Дуэйн! Какие удивительные слова он сказал ей перед тем, как повез сюда. «Я ждал тебя всю свою жизнь, мечтал о тебе, тосковал о тебе. Ты снилась мне одинокими холодными ночами». Он не будет ни унижать ее многочисленными изменами, ни изводить постоянными отговорками, ни ссылаться на важность работы. Он будет любить ее! Так же сильно, как и она его! И никогда не изменит, не обидит, не оскорбит. Потому что он — настоящий мужчина, истинный рыцарь. Он сделал ее счастливой женщиной. По-настоящему счастливой. И это в тот ужасный момент, когда вся ее жизнь неожиданно, но окончательно утратила смысл, когда она лишилась последнего близкого человека и потеряла свое ненаглядное ранчо.
Он и только он вернул ей ранчо. И хотя возвратить Джонатана Брэдли к жизни не может никто, Дуэйн отомстит его убийцам, которые ликуют, торжествуя победу, уверенные в своей безнаказанности. И это не пустые слова. Он уже начал действовать, и Эндрю теперь не сможет воспользоваться плодами своего дьявольского плана.
Оливия сладко потянулась.
Что ей теперь делать? Возвращаться в отель или дожидаться его тут? О том, чтобы вернуться домой, где ее ждали дела и работа, думать пока не хотелось.
Всему свое время, в конце концов, решила она. Несколько дней я могу посвятить себе. И ему…
Она лениво протянула руку и набрала номер Дуэйна. Женский голос сурово сообщил ей, что мистера Картрайта в офисе нет.
— А когда он будет? — поинтересовалась Оливия.
— Не могу вам сказать точно. Он выехал на срочную встречу с клиентом. Желаете оставить для него сообщение?
— Да, передайте, пожалуйста, что звонила мисс Брэдли.
— Очень хорошо, мисс Брэдли, непременно. Всего доброго. — И в трубке раздались короткие гудки.
Ну вот, разочарованно подумала молодая женщина, уехал… Так что же все-таки мне делать?
Сначала неплохо было бы умыться, несколько иронично заметил внутренний голос. Уж не собираешься ли ты проваляться целый день в постели?
А почему бы и нет? Оливия повернулась, уткнулась носом в соседнюю подушку и глубоко вдохнула задержавшийся там аромат его тела. О, Дуэйн, любовь моя!
И тут ее осенило. Она приготовит обед! Настоящий парадный обед к его возвращению. И тогда им не придется терять время на поездку в ресторан. Заодно она купит пару новых платьев и какой-нибудь сексуальный гарнитур.
Оливия лукаво усмехнулась в предвкушении сегодняшнего вечера и, напевая что-то легкомысленное, отправилась в ванную. Полчаса, проведенные в горячей воде, пошли на пользу ее утомленному ночью страстных ласк телу. Вымыв голову и завернувшись в два махровых полотенца, Оливия босиком вышла из ванной, услышала конец фразы, произнесенной голосом Дуэйна: «…после звукового сигнала», — потом гудок, а за ним… За ним раздался приятный, но раздраженный женский голос:
— Ду-ду, гадкий мальчишка! Я прождала тебя вчера весь вечер. Где ты таскался, черт бы тебя побрал? Опять новую юбку подцепил? Ха-ха! Если не позвонишь сегодня, берегись. Я ведь могу и разозлиться… Пора бы уже тебе помнить не только о своих удовольствиях, но и об обязательствах!
Молодая женщина бессильно опустилась на пол, изо всех сил зажав уши руками. Господи, не может быть… Не может быть! Второй раз в жизни она влюбилась, влюбилась до беспамятства — и снова в распутника Казанову! Она задыхалась от слез — еще не горя, но ярости и ненависти. Будь ты проклят, Дуэйн Картрайт! За то, что воспользовался мной и моим отчаянным положением. Прикинулся рыцарем-спасителем, а сам… Сам-то всего-навсего жалкий бабник, гоняющийся за каждой хорошенькой мордашкой и не делающий тайн из своих побед…
Представив себе, как он будет расписывать в подробностях их ночи, живописать яркими красками ее страстные стоны и крики, Оливия ощутила, как к горлу подкатила тошнота. Она вскочила — благо, ехидный женский голос уже замолчал — и начала лихорадочно одеваться. Скорее, скорее! Не дай бог, он за чем-нибудь вернется! Прочь отсюда, не медля ни единой секунды! О господи, какая же она идиотка! Жалкая кретинка, вообразившая себе бог знает что, лишь потому, что он наговорил ей столько красивых благородных слов! Забыла красавчика Эндрю? И его дружка Томаса? И их многочисленных коллег? Забыла, что все мужчины подонки и мерзавцы, думающие только о том, как бы залезть еще одной легковерной дурочке под юбку и потом хвастать перед дружками в баре?
Оливия судорожно натянула белье, рубашку и брюки, сорвала с головы полотенце, тряхнула влажными еще волосами. Неважно. Досохнут по дороге. На улице лето. Впрочем, был бы сейчас разгар зимы, ее бы и это не остановило. Схватив сумочку и наскоро причесавшись, Оливия выбежала из дома.
— Такси! Такси!
Ее отчаянный крик был гласом вопиющего в пустыне. На улице — ни одной машины. Она помчалась вперед, ничего не видя перед собой. Слезы застилали глаза, отчаяние мешало думать. Ею вело только одно стремление — оказаться как можно дальше от этого… этого… распутника и постараться забыть обо всем, что с ним связано… Иначе как жить дальше?
