Ивонн Линдсей - Шелковый соблазн
— Я сказала, что эта картина не продается, значит, она не продается. Или ты хочешь сказать, что остальной коллекции «Ваверли» будет мало?
— Я этого не говорил, просто всем коллекционерам хорошо известно, что удалось собрать твоему отцу. И они станут спрашивать, почему на аукцион попала не вся коллекция.
— Придется им удовлетвориться тем, что они получат. К тому же эту картину даже нельзя назвать работой импрессиониста, ведь она выполнена значительно позже того периода.
— Но она выполнена в стиле импрессионистов, — не сдавался Маркус. — Эйвери, разве тебе не кажется, что эта картина — часть коллекции? Ведь зачем бы иначе, если забыть о семейных связях, твой отец купил ее?
Эйвери никак не могла понять, зачем Маркусу так нужно, чтобы эта картина обязательно попала на аукцион. Она еще раз посмотрела на картину и, скрестив руки на груди, упрямо выпрямилась. Сперва она потеряла маму, потом — отца, а теперь еще и согласилась расстаться с коллекцией. Неужели этого мало? Разве обязательно терять все?
— Чтобы там отец ни думал, но я с ней не расстанусь. Эта картина не продается, это мое последнее слово, и я прошу тебя уважать мое решение.
— Извини, я не хотел тебя расстроить, — прошептал Маркус, подходя к ней сзади и обнимая.
Эйвери прижалась спиной к его теплой груди, начиная успокаиваться, но потом задумалась: ради чего он так настойчиво пытался уговорить ее продать именно эту картину? Чем она так отличается ото всех остальных?
Его теплое дыхание согревало ей шею, и, ничего не в силах с собой поделать, Эйвери почувствовала, как по ее телу пробежала волна возбуждения.
— Я прощен? — выдохнул Маркус, прокладывая дорожку поцелуев по ее шее и плечу.
Прощен? Эйвери легонько вздохнула. Конечно, прощен, ведь, в конце концов, не пытается же он ее использовать. Просто он старается качественно выполнять свою работу, о чем с самого начала ее и предупредил.
— Прощен, — прошептала Эйвери, разворачиваясь в его руках и встречая его губы своими.
Между ними все прекрасно, и пусть все так и остается.
— А ты все еще согласен мне попозировать?
— Ну, раз я должен быть голым, — начал Маркус, стягивая с себя футболку, — тогда раздевайся и ты.
— Сперва мне нужно сделать пару набросков, — улыбнулась Эйвери.
— Но тебе же не обязательно быть при этом одетой?
— Наверное, нет, — признала Эйвери, чувствуя, как у нее пылает все тело только при одной этой мысли.
— Так чего же ты ждешь?
Послушно раздевшись, Эйвери потянулась за альбомом и карандашом, стараясь сосредоточиться на наброске, но, видя, как на нее смотрит обнаженный Маркус, поняла, что это не так-то просто. Вырвав лист, Эйвери решила начать все заново и, покусывая кончик карандаша, еще раз велела себе не отвлекаться.
— Проблемы? — спросил Маркус.
— Ничего такого, с чем бы я в конце концов не справилась, — ответила Эйвери, поднимаясь и откладывая альбом. — Может, если ты ляжешь так…
Эйвери потянулась к Маркусу и, взяв его руку, опустила ее ему на бедро, но он при этом чуть подался вперед и легонько лизнул ее сосок. И Эйвери, и так ощущавшая его близость каждой клеточкой тела, вздрогнула и почувствовала, как внутри ее разгорается жар.
— Как тебе?
— Думаю, поза, во всяком случае, стала лучше, — выдохнула она.
Просто не верится. Всего одно прикосновение, и она уже готова сойти с ума от желания. И от этого есть лишь одно лекарство.
— А может, так будет еще лучше, — добавила она, переворачивая Маркуса на спину, так что его плечи по-прежнему опирались на подушки.
А он лишь молча смотрел, прикрыв веки, как Эйвери плавно опускается на колени, медленно проводит рукой по его бедру вверх, затем вниз, затем еще раз.
— Да, так намного лучше, — прошептала она, видя, как встает его член, любуясь отчетливо проступившими венами. А потом слегка нагнула голову так, что ее коса скользнула по его бедру как раз там, где оно переходит в промежность. И, глядя ему в глаза, она приоткрыла рот и медленно облизнула нижнюю губу.
Эйвери видела, как все его тело напряглось, а глаза заблестели, а потом взяла его плоть в руку и неторопливо провела по ней языком.
— И как тебе? — спросила она, специально обращаясь к нему его же словами.
Вот только Маркус судорожно стискивал кулаки, не в силах ничего выговорить, и Эйвери еще раз прошлась по нему языком, вот только на этот раз она не просто лизнула, но и взяла его в рот. А потом еще раз повторила все с самого начала, но теперь впустила его чуть глубже, а потом еще раз и еще, задавая ритм, от которого он застонал сквозь сжатые зубы.
— Эйвери?
— М-м-м? — протянула она, умело работая языком.
— Ты меня убиваешь, — простонал он, откидываясь на подушках.
— Да, наверное, ты прав, мне пора остановиться, — послушно согласилась она, слегка отстраняясь.
Нет! Да!
— Так да или нет? — насмешливо уточнила Эйвери, забираясь на кушетку и нависая над ним, все еще сжимая его член в руке.
В ответ он потянулся к валявшимся поблизости джинсам, вытащил презерватив, надел его и, ухватив Эйвери за бедра, усадил на себя.
— Вот так!
Зависнув над Маркусом, Эйвери почувствовала себя необычайно сильной, а потом медленно опустилась на него, а потом быстро приподнялась, заставляя Маркуса отчаянно застонать и вцепиться ей в бедра, хотя он все еще позволял ей действовать на свое усмотрение. А затем она снова опустилась на него, и все ее тело пронзила волна наслаждения.
Чувствуя, как на ее верхней губе появляются капельки пота, Эйвери нарочито медленно поднялась, а потом снова опустилась, стараясь как можно сильнее растянуть мучительное удовольствие. Эйвери еще три раз сумела повторить свои действия, а потом инстинкты взяли верх, да еще и Маркус, явно почувствовавший, что она дошла до предела, двинул бедрами вверх, подаваясь ей навстречу.
У Эйвери перед глазами заплясали цветные пятна, и она вцепилась Маркусу в грудь, чувствуя, как пламя, переплетенное с чистой энергией, заполняет все ее существо, а то, что она сумела довести Маркуса до пика блаженства, лишь усиливало ее собственное наслаждение.
Все еще переживая этот восхитительный миг, Эйвери повалилась на Маркуса, и ее волосы, успевшие расплестись во время их страстного столкновения, накрыли их обоих душистым покрывалом. Просто невероятно, до чего он способен ее довести. Эйвери бы хотелось навсегда продлить их союз, но, понимая, что он остановился лишь на короткое время, она решила не упускать ни одного мгновения.
А чуть позже, когда она все-таки заставила себя открыть глаза, ее взгляд уперся прямо в «Очаровательную даму» на противоположной стене. Эта картина всегда ее вдохновляла и даже сейчас помогла найти в себе силы подняться и взяться за карандаш.
