Оливия Гейтс - Повелеваю - стань моей!
Воображение тут же нарисовало мускулистое, крепкое тело, смуглые, сильные руки, сжимающие ее в объятиях, горячие жадные губы, дарящие неизведанное наслаждение... Ее взгляд натолкнулся на взгляд Шехаба, и Фара вздрогнула. Он смотрел на нее слегка насмешливо, словно прочел по лицу все ее мысли.
— Так ты ездишь верхом? — его голос окончательно вернул ее в реальность. — На лошадях, — уточнил он.
— На лошадях?.. — смешалась Фара. — Я... Да. — Она кашлянула. — То есть ездила. Пока не упала и не заработала шрам. Это стало последней каплей, и мама потребовала, чтобы отец больше никогда не брал меня с собой на ранчо.
— Значит, последней каплей. Держу пари, это был не первый и не последний твой шрам. — Шехаб чмокнул ее в нос. — У меня найдется спокойная кобыла. Но сначала тебе надо поесть. Ты, должно быть, умираешь с голоду.
Она действительно умирала. От голода, который разбудил в ней и мог утолить только он. Фара вскинула на него недоуменный взгляд. Шехаб не скрывал своей страсти, но предлагал совсем иное, нежели то, на что она рассчитывала.
И опять, словно прочитав ее мысли, Шехаб резко, почти грубо притянул Фару к себе и прильнул губами к ее шее. Обвив руками за талию, он прижал девушку к себе со всей силой страсти, почувствовав его возбуждение, Фара тихо охнула. Ее тело помимо воли прильнуло к Шехабу еще теснее и задвигалось в такт неистовому желанию.
— Я хотел показать тебе остров, — глухо произнес он, стараясь унять колотившееся сердце. — У нас впереди еще не один день. Мы все успеем.
Так вот оно что. Похоже, Шехаб намеревался сдержать свое слово и не торопить события. Фара была благодарна ему за то, что он не воспользовался ее слабостью в саду. Она тогда потеряла голову от первого же его прикосновения. Однако в ту минуту она не испытывала ничего, кроме досады и обиды, словно он обманул ее.
И его предложение погостить она приняла лишь с единственной целью: понять свое желание, сгореть в пламени страсти, которое он в ней разжег. Фара не питала иллюзий по поводу того, что этот интерес к ней будет длиться вечно. Но за то недолгое время, которое им будет отведено, она получит от него все, что захочет. И можно не сомневаться: воспоминаний о нем хватит с избытком на всю оставшуюся жизнь.
Хотя существует опасность, что ее увлеченность может перерасти в нечто большее. И если этого еще не случилось, то ждать осталось чуть-чуть. Сердце Фары сжалось, когда она поняла: чем лучше она узнавала этого интересного, красивого, умного мужчину, тем больше он ей нравился. Гораздо безопаснее для собственного душевного равновесия будет соблазнить его первой. Лучше вспоминать о коротком рае на земле, нежели остаться с разбитым сердцем.
Фара, изогнувшись всем телом, словно пантера, прижалась к груди Шехаба щекой, потом легко коснулась губами его шеи, слегка куснула за нижнюю губу и прошептала:
— Покажешь мне остров завтра. Сегодня меня интересуешь ты.
— Наши интересы взаимны. Всему свое время.
Но когда вопреки собственным словам Шехаб заключил ее в объятия и с улыбкой опрокинул на постель, Фара обрадовалась: он все-таки поддался ее чарам! Но почти сразу же за этим последовало разочарование. Шехаб разжал объятия и, встав с кровати, поднял ее на руки и направился к двери напротив, которая оказалась гардеробной. Там он посадил ее на софу, подошел к шкафу и выбрал для нее восточный наряд, какой носят женщины в арабских странах. Потом, снова взяв на руки, доставил в душ, но заходить не стал. Шехаб помог ей одеться, не произнеся при этом ни слова, однако его взгляд был так красноречив, что у нее участился пульс. Кажется, прогулка по безлюдному острову обещала стать нескучной, и. настроение у нее поднялось.
В конюшне уже была оседлана серая кобыла. Фара с детства любила лошадей и неплохо разбиралась в них. Поэтому ей не составило труда распознать в великолепном животном с грациозно изогнутой шеей и маленькой изящной головой чистокровную арабскую лошадь.
При виде Фары кобыла всхрапнула, вскинула голову и принялась гарцевать на месте, перебирая тонкими ногами и недовольно кося блестящим выразительным глазом.
Фара в нерешительности замедлила шаг и повернулась к Шехабу.
— Надеюсь, речь шла не о ней?
— Именно о ней, — подтвердил Шехаб и хмыкнул: — Я люблю лошадей с характером.
— Которые ко всему прочему сочетали бы в себе лучшие качества сторожевых собак.
— Она не часто видит посторонних, так что некоторое волнение с ее стороны вполне объяснимо.
— Да, согласна, — кивнула Фара, поглядывая на кобылу по-прежнему с некоторой опаской. — Но знаешь, что-то мне расхотелось ездить верхом. По-моему, я ей не понравилась. — Фара пригляделась внимательнее. — Похоже, она даже ревнует.
— Кто? Абла? — Шехаб подошел к лошади, которая мгновенно успокоилась и ткнулась мордой в его плечо. — Абла очень умная, но все-таки лошадь.
— Надо сказать, что она ведет себя как настоящая женщина в присутствии соперницы.
Шехаб негромко рассмеялся:
— От тебя особенно забавно это слышать. Впрочем, если ты боишься, поезжай на Барке. — И он кивнул кому-то за спиной Фары.
Оглянувшись, она увидела конюха, ведущего под уздцы не менее великолепного черного жеребца. Они остановились в нескольких шагах от Шехаба и Фары.
Жеребец с любопытством покосился на нее, не проявляя никакой враждебности. Однако Фара снова перевела глаза на Аблу. Поймав, как ей показалось, слегка насмешливый взгляд норовистой красавицы, она прищурилась и упрямо подняла подбородок.
— Думаю, мы поладим, — убежденно произнесла она. — Кстати, что означает ее имя?
— В переводе с арабского оно означает «совершенство», Барк означает «молния».
— Это имя ей подходит, — улыбнулась Фара. — Если Барк тоже оправдывает свое имя, тогда, может, мой выбор не так уж и плох.
— Я ни за что не разрешил бы тебе сесть на лошадь, в которой не был бы уверен, — твердо сказал Шехаб.
— Знаю.
Они улыбнулись друг другу, и это словно сблизило их еще больше...
* * *
Дыхание Шехаба ласкало ей шею, когда он помогал Фаре справиться с тесемками купальника, рассказывая при этом о девятилетнем мальчике, открывшем для себя красоту подводного мира. Две недели на этом чудесном острове пролетели как одно мгновение, словно вычеркнув из памяти годы жизни в городе, наполненной одиночеством. Фара жила в мире, пронизанном ласковыми лучами раннего утреннего солнца, теплом тела Шехаба, его близостью, соленым бризом, прогулками верхом, купанием в изумрудных волнах, страстными взглядами и жаркими поцелуями.
Идиллия была бы полной, если бы не одно «но».
