Елизавета Горская - Будь со мной (СИ)
раны. Позвольте им зажить как следует.
Он поднял глаза, улыбнулся - грустно, задумчиво. Сделав большой глоток вина,
обхватил голову руками. Затем нервно засмеялся, взъерошил волосы.
- Какой же я идиот! Я пригласил вас, чтобы вы приятно провели время - если это,
конечно, возможно в обществе такого самовлюбленного сухаря, как я (челюсти его
сжались, на скулах задвигались желваки) - а сам нагружаю вас всей этой чушью, -
произнес он сквозь зубы.
- Не говорите так. Я ценю вашу откровенность. Правда. Мне бы хотелось ответить
тем же, но... Моя жизнь не столь интересна. Я не была замужем. Паша - первый,
кого я полюбила. С ним мне очень хорошо. Он - надежный, добрый, верный. И он
любит меня. А что там будет дальше, я не смею загадывать... - Я задумалась,
улыбнувшись своим мыслям, отпила немного вина. - Порой я смотрю на моих
первоклашек и мне становится страшно - ведь от того, что я вложу в них сейчас,
зависит вся их дальнейшая жизнь. Знаете о чем я мечтаю? Читать сердца. Не для
того, чтобы манипулировать или копаться в чужих тайнах, нет. Мне хочется не
навредить. Вовремя заметить проблему и по мере сил решить ее. Увидеть, что их
волнует, чего они боятся, о чем мечтают... Сердце - это как закрытая книга. Чего в
нем только нет. Комплексы, психологически травмы, боль, одиночество,
страдания, стремления, цели... И судя по тому, что я чувствую сейчас, вряд ли
смогу преподавать долго - и жить соответственно. Слишком многое я хочу дать
своим детям, слишком много вкладываю в них - сил, времени, любви. Безусловно,
и они в ответ дарят мне море положительных эмоций, их восхищенные глазенки,
счастливые радостные улыбки - они заряжают меня огромной энергией. Но я
боюсь, что от подобной самоотверженности может пострадать моя будущая семья,
дети.
- Я понимаю вас, - мягко пожал он мою руку. - Когда отдаешь себя без остатка
какому-нибудь делу, есть опасность вычерпать себя до дна, перегореть. Поэтому
вам нужен мужчина, который бы разделял вашу любовь к детям, поддерживал вас
во всем, вливал в вас те силу и энергию, которые вы оставляете на работе.
- Это намек? - вздернула я брови.
- Нет. Это пожелание. Мне больно осознавать, что мир может лишиться такого
одаренного во всех смыслах педагога.
- Но... Паша любит детей. При встрече он всегда интересуется, как они, какие
делают успехи.
- Я рад.
Мы помолчали. Это длилось всего пару минут, а я уже соскучилась по его голосу.
Не выдержала и задала вопрос, который не давал мне покоя:
- А Виктория... она сейчас где?
- В Нью-Йорке. Работает в известном модельном агентстве. Снимается для
обложек журналов. Путешествует. - Взгляд Максима Георгиевича потеплел. Он
улыбнулся. - Вике всегда нравилось познавать что-то новое.
- Она бросила пить?
- Не знаю. После развода мы с ней не виделись. Надеюсь, что она все же оставила
эту пагубную привычку.
- Вы... ее любите?
- Люблю, - не задумываясь ни секунды, ответил он. - Я люблю ту любовь, которая у
нас была. Люблю наши общие воспоминания - какие бы они не были.
Я закусила губу. А что я ожидала услышать? "Нет, Сашенька, я люблю только вас"?
Глупая. Вряд ли то, что он ко мне чувствует, можно назвать любовью. Симпатия,
привязанность, может быть влечение. Но не любовь. И он поступает честно, не
скрывая этого.
- О чем вы думаете? - коснулся он моей руки.
- О вас, - призналась я. - Мне интересно вот что: как относится бабушка к вашим
похождениям? То есть... ну ко всем этим девушкам, которые как шлейф следуют за
вами по пятам? Неужели она одобряет все это?
- О моих похождения, как вы выразились, она может лишь догадываться, -
усмехнулся Максим Георгиевич. - Ей мало что известно об этой стороне моей
жизни. У Екатерины Васильевны очень тонкая душевная организация - в этом вы с
ней похожи. Ее бы хватил удар, узнай она о всех тех девушках, которые мне
приписывает молва. На самом деле, их было не так много. Я не бабник, не ловелас
- я уже говорил, что это всего лишь дурацкие ярлыки, которые автоматически
вешаются на свободных от обязательств мужчин. У меня конечно были женщины.
Но поверьте, секс в этих отношениях играл второстепенную роль. Я против секса
ради секса. Я был в поиске - себя и той единственной, которую я мог бы сделать
счастливой и которая бы сделала счастливым меня. И вот я нашел ее. Но... так
сложилось, что она не свободна.
Да уж. Сама напросилась.
- Максим, - начала я, кусая губы, - я не хочу причинять вам боль. Не вижу смысла
мучить друг друга...
- И не надейтесь, - перебил он меня, нежно касаясь губами моего запястья. - Я не
откажусь от вас - даже если вы попросите меня об этом.
Эти слова никак не выходили у меня из головы. Я понимала, что все это не может
вот так продолжаться. Рано или поздно придется расставить все точки над "i". Но
честно говоря, я сама уже не представляла своей жизни без Максима Георгиевича.
Без его задумчивого взгляда, нежных прикосновений, без его улыбки и веселого
мальчишеского смеха. При мысли о нем мое пресловутое благоразумие терпело
жесточайшее поражение.
Кажется, я заболела. И этой болезнью был ОН - герой не моего романа...
***
Я заполняла журнал, когда позвонил Паша и пригласил меня в боулинг. Терпеть
не могу боулинг. Я согласилась.
Около шести вечера, я вышла из школы, вдохнула морозный воздух, надела
перчатки. Возле служебной машины стояли Павел, Елена Вячеславовна и Максим
Георгиевич. При виде директора сердце замерло в груди, затем, ударившись об
ребра, неистово забилось, вызывая тошноту. Его болезненный стук отдавался в
ушах.
- Сашенька, - отвел меня в сторону Паша, - прости, родная, тут такое дело: у шефа
машина сломалась. Мне нужно отвезти его. А по пути подкинуть до дома Елену
Вячеславовну. Ты подождешь немного? Я скоро.
- Да, конечно.
- Спасибо, любимая.
Он чмокнул меня в щеку и вернулся к машине. Я заметила, как Елена
Вячеславовна окинула меня оценивающим взглядом. Максим Георгиевич не
смотрел в мою сторону, за что я была ему искренне благодарна.
Я поднялась к себе в кабинет, включила музыку и принялась наводить порядки на