Плененная грешником (ЛП) - Херд Мишель

— Вкуснятина, — поддразниваю я ее.

Она указывает туда, где был беспорядок.

— Извини, я хотела вывести ее на улицу, но она забежала в твою комнату.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю на нее сверху вниз, пока она не начинает ерзать.

— Ты можешь приготовить кофе?

Она смотрит на меня с надеждой.

— Если я приготовлю тебе кофе, обещай, что не будешь злиться на Луну.

— Мы ведем переговоры, да? — Я не могу сдержать ухмылку, появляющуюся на моем лице.

— Я готовлю действительно хороший кофе, — пытается она подсластить сделку.

— Я обещаю, что не буду злиться на Луну, — говорю я, чтобы она не волновалась.

Улыбка угрожает растянуться на ее губах, но она спешит выйти из комнаты, прежде чем улыбка успевает полностью сформироваться.

Я не стал надевать футболку, потому что хочу увидеть реакцию Розали, чтобы убедиться, что не воображаю, что я ей нравлюсь.

Я спускаюсь вниз и включаю свет. Когда я открываю раздвижные двери, я слышу за спиной Розали.

— Ничего, если Луна побегает снаружи? — спрашивает она, ее голос немного напряжен.

— Конечно.

Скрестив руки на груди, я прислоняюсь плечом к колонне и смотрю, как Розали опускает Луну на землю.

— Я присмотрю за ней, пока ты готовишь кофе, — говорю я.

Розали кивает и спешит на кухню.

Я смотрю, как Луна обнюхивает все вокруг, исследуя внутренний дворик, и только потом осмеливается спуститься чуть дальше по ступенькам. Оглянувшись через плечо, я замечаю, что Розали хмуро смотрит мне в спину.

— Что? — Спрашиваю я, поворачиваясь к ней лицом.

Она быстро качает головой и помешивает кофе в двух чашках.

— Заканчивай, — приказываю я.

Она относит кофе во внутренний дворик и ставит чашки на стол. Ее язык высовывается, чтобы облизать губы, а взгляд ищет Луну.

— Маленькая Роза, — я призываю ее начать говорить.

— Ах ... — Ее глаза наконец возвращаются ко мне. — Почему у тебя так много крошечных линий вытатуировано на левом боку?

Я подхожу ближе и беру чашку.

— Каждая линия означает жизнь, которую я отнял.

Черты ее лица искажены шоком, и брови сведены вместе, как будто ей грустно из-за ублюдков, которых я убил.

Я наклоняю голову, мой взгляд встречается с ее.

— Каждый из них заслуживал смерти.

Она отводит взгляд, затем качает головой.

— Мои дедушка и дядя не заслуживали.

Я делаю глоток кофе и должен признать, что он действительно хорош.

— Я не убиваю невинных людей.

Ее глаза возвращаются к моим.

— И все же ты угрожал убить любого, кто попытается мне помочь?

Уголок моего рта приподнимается.

— Если они вмешиваются в мои дела, они больше не невинны.

Ее губы приоткрываются, и она смотрит на меня так, как будто я превратился в монстра прямо у нее на глазах.

Я из кожи вон лез, чтобы быть с ней помягче, и, возможно, это было ошибкой. Розали, кажется, забыла, кто я такой.

— Не смотри так шокировано, маленькая Роза. В конце концов, я глава Братвы.

— Да, мне не следовало искать в тебе какие-то искупительные качества, — грустно шепчет она.

Оставив свою чашку кофе, она спешит вниз по ступенькам, хватает Луну и уносит ее обратно в дом.

И вот так просто весь прогресс, которого я добился с Розали, исчез, и я снова стал злодеем в ее истории.

Глава 13

РОЗАЛИ

Я обнаружила участок сада в стороне от других особняков сбоку от дома Виктора. Там я провожу свои дни с Луной, и не рискую столкнуться с кем-либо из членов семьи Виктора.

Я научила Луну сидеть и стоять, и работаю над тем, чтобы приучить ее лежать.

Всякий раз, когда Виктор дома, мы с Луной возвращаемся в мою комнату, где она дремлет, пока я читаю одну из своих книг.

Если бы не Луна и все эти книги, я бы сошла с ума.

Я украла блокнот и ручку из кабинета Виктора, чтобы вести счет дням. Каждый месяц – это праздник, потому что он приближает меня к моему двадцать первому дню рождения.

Впереди еще тридцать три месяца, и только Богу известно, как я их переживу. Некоторые дни даются легче, чем другие, и с помощью Луны бывают моменты, когда я забываю о своем затруднительном положении, и потеря моей семьи не такая острая и душераздирающая.

Виктор был занят на работе, и были даже дни, когда я его вообще не видела. Как последние два дня. Его не было дома, и я ненавижу, что совершила ошибку и скучаю по нему.

Больше всего меня беспокоят моменты, когда я забываю, кто он такой. Рутина тоже не помогает, потому что это место начинает казаться мне домом.

И я не могу допустить, чтобы это произошло.

Я не могу забыть, что я пленница на этой территории и что мой похититель – человек, который убил мою семью.

— Ложись, Луна, — говорю я, похлопывая по траве.

Она игриво отпрыгивает назад, затем подходит, чтобы понюхать мою руку.

— Нет. Ложись, — я пытаюсь обучить ее нежным голосом, мягко надавливая на ее спину, пока она не ляжет. — Смотри, вот так.

Я слышу двигатель машины, и прежде чем я успеваю схватить Луну, она бросается к черному внедорожнику и самым очаровательным образом виляет хвостом и задницей, когда Виктор вылезает из машины.

Я поднимаюсь на ноги, и, не в силах остановиться, мои глаза упиваются его видом.

Я скучаю по нему, когда его нет рядом, но ненавижу всякий раз, когда он дома. Мои эмоции крайне противоречивы, когда дело касается этого мужчины. И за ними всегда следует мучительное чувство вины.

Я начинаю хмуриться, когда мой взгляд останавливается на красных пятнах, покрывающих его мятую рубашку и пиджак.

Кровь.

Шок и беспокойство захлестывают меня, мое сердце мгновенно начинает биться быстрее.

Когда Виктор приседает, чтобы уделить взволнованной Луне внимание, я спешу к нему, спрашивая:

— Ты поранился?

Он выпрямляется и качает головой, когда смотрит на свою рубашку.

— Это не моя кровь.

Мои глаза расширяются, во рту пересыхает.

Виктор наблюдает за моей реакцией, затем наклоняет голову.

— Все же приятно, что ты беспокоилась обо мне.

Чувство вины поднимается подобно урагану, потому что мне должно быть наплевать на то, что с ним происходит.

— Пойдем, Луна, — говорю я онемевшими губами и, развернувшись, спешу обратно в дом.

Противоречивые эмоции бурлят в моей груди.

Когда я закрываю за нами дверь спальни, Луна запрыгивает на кровать и ложится, ее большие глаза наблюдают за мной, нахмурившись.

Я рада, что Виктор не пострадал, но мне также противно, потому что он, вероятно, снова убил.

Еще больше линий для татуировки на его спине. Хорошо, что они маленькие, а то бы места не хватило.

Эй, по крайней мере, он не похитил еще одну девушку.

Поднимая руку, я убираю волосы с лица и качаю головой.

Это безумие. Как я могу заботиться о своем похитителе?

Вероятно, это стокгольмский синдром.

Я сажусь на кровать и глажу Луну по голове, находя утешение в прикосновениях к ней.

Я не знаю, как я выживу в таком состоянии еще тридцать три месяца. ще больше линий для татуировки на его спине. Хорошо, что они маленькие, а то бы места не хватило.

Каждый раз, когда я начинаю забывать, кто такой Виктор, и мое сердце начинает открываться ему, происходит нечто подобное, напоминающее мне, что он глава Братвы.

Он удерживал и заставил меня смотреть, как мой любимый дядя умирает самым ужасным образом.

Он угрожал изнасиловать меня и душил.

У него нет совести.

Но он также приложил все усилия, чтобы сделать мое пленение здесь как можно более приятным.

Иисус, Розали! Прислушайся к себе. ‘Плен’ и ‘приятное’ никогда не идут рука об руку.

В мою дверь стучат, и она открывается прежде, чем я успеваю запретить войти.

Виктор одет в чистую футболку и спортивные штаны, что означает, что он будет дома до конца дня.

— Давай пообедаем, — говорит он.