Элен Алекс - Забытая мелодия
Но теперь она опять и днем, и ночью сидела у постели Лиз и совсем не знала, что сделать для нее хорошего.
Паоло принес в палату телевизор и два радиоприемника, и они целыми днями ждали музыку Майкла. И когда уже казалось, что жизнь окончательно остановилась, Лиз ее услышала.
Сначала она даже и не поняла, что привлекло ее внимание. Откуда-то издалека оркестр протягивал ей тихие, тяжелые аккорды.
Лиз подумала, что она уже слышала эту мелодию, и стала вспоминать, где и когда она ее слышала.
Мелодия была до боли знакома и близка, и Лиз сначала показалось, что это одно из старых произведений Майкла. Но когда она поняла, что нигде и никогда не слышала эту музыку, Лиз бросило в холодный пот.
Каталина сидела у окна и читала книгу.
— Это она, — сказала Лиз.
— Что — она? — не поняла Каталина, но Лиз ей ничего не ответила.
Тогда Каталина посмотрела на Лиз и сразу же все поняла.
А музыка уже гремела, уже вливалась в палату, и сильная, и тяжелая, и мягкая, и нежная. И было в ней действительно все.
И горы, и море, и солнце, и детство, и первый снег, и белый пароход. И с этим ничего нельзя было поделать. Она была той забытой мелодией, которая уже когда-то пришла в вашу жизнь, и теперь вам оставалось ее только вспомнить.
Словом, все в ней было так, как и обещал когда-то Майкл.
Лиз подала в суд. И самые большие эксперты в области музыки вычисляли на компьютере по старым произведениям Майкла, была ли эта мелодия его последним творением или нет.
Ребята из оркестра доказывали с пеной у рта, что эту мелодию написали они сами, что большой опыт общения с музыкой известных композиторов позволил им сделать это.
Компьютер определил, что «Забытая мелодия» на девяносто процентов идентична творчеству Майкла Гордона. Большие эксперты в области музыки склонялись к тому же.
Но все равно это было не доказательство. А ребята из оркестра говорили, что все это потому, что с Майклом им пришлось работать больше всех.
Так что доказать ничего не удавалось. Вот если бы был хоть один черновик, написанный рукой Майкла, или хоть кусок черновика, или просто несколько нот именно этой мелодии.
Лиз в последнее время понимала, что, чтобы не сойти с ума, в каждой ситуации надо находить что-нибудь хорошее. А эта ситуация была хороша уже тем, что музыка Майкла не пропала бесследно.
И даже название у нее осталось такое, какое ей и дал сам Майкл, Лиз была уверена в этом. Эти дураки из оркестра даже не додумались хоть как-то его переделать.
Так что солнце опять взошло на небосклоне Лиз.
Каталина купила Лиз шикарную инвалидную коляску, и Лиз теперь могла самостоятельно передвигаться по палате и больничным коридорам. Она подъезжала к окну и подолгу смотрела вдаль.
А за окном ходили люди, и все эти люди прекрасно чувствовали свои ноги. И у них не было чувства, будто бы добрая половина их тела была пустым местом.
Однажды Лиз спала, а ее пришли проведать те две девушки, которые во время выступлений Лиз являли за ее спиной жалкие серебряные тени, разбросанные ее танцами. По городу ползли слухи, что известная танцовщица навсегда останется прикованной к инвалидному креслу, и город на это неадекватно реагировал.
К Лиз никого не пропускали, ей вполне хватало и тех физических и психологических травм, которые она уже получила. Но девушки поклялись, что они пришли с добрыми намерениями, и их пропустили.
Лиз проснулась от их разговора.
— Вот так и заканчивается искусство ради искусства, — сказала одна из пришедших, — а я так мечтала иметь ее ноги.
— Но теперь вряд ли кто захотел бы оказаться на ее месте, — ухмыльнулась в ответ другая посетительница.
Они видели, что Лиз спит, но не заметили, как она проснулась. Лиз протянула руку, взяла с тумбочки стеклянную вазу с цветами и запустила ею в непрошеных гостей.
Ваза пролетела буквально в двух дюймах от лица одной из пришедших.
— Что ты делаешь! — закричала чуть не пострадавшая. — Ты же могла мне в лицо попасть!
В палату тут же влетела Каталина, интересно, где ее носило?
— Быстро убирайтесь отсюда! — закричала Каталина на девушек.
Но те ничуть не растерялись.
— Мы пришли с добрыми намерениями, — стали врать Каталине девушки, — а если ваша сестра и впредь будет так неуравновешенно себя вести, то она загремит в тюрьму.
Каталина попыталась выдворить их, но Лиз ее остановила.
— Что вам надо? — спросила она девушек.
— Мы пришли посмотреть на тебя, проведать, — сказала та, что постарше.
Девушки были одеты в дорогие костюмы, благоухали духами. Было видно, что у них все очень хорошо.
Они были из того самого мира, в котором когда-то жила и Лиз, но в который она теперь уже никогда больше не попадет.
— Посмотрели, проведали, разворачивайтесь, уходите, — сказала Лиз.
Но девушки пришли сюда вовсе не для того, чтобы вот так запросто оставить ее в покое.
— У нас есть деловое предложение, — сказала одна из них.
Лиз это и так сразу поняла, стал бы сюда кто-нибудь тащиться просто так.
— Это уже ближе к делу, — сказала Лиз.
— Мы хотели бы открыть школу танцев от твоего имени, — сказала та, что постарше, — хотя твои танцы давно уже устарели.
Лиз грустно улыбнулась.
— Зачем же вам тогда мое имя? — спросила она.
— Для престижа, — ответила девушка, — тебя ведь все знают.
— И каковы ваши личные усовершенствования в области танцев? — участливо спросила Лиз.
Девушки помялись.
— Раздевание во время танцев, — сказала девушка помладше.
— Но это не ново, — сказала Лиз.
— И ты совершенно зря на это не шла, — вдохновенно сказала девушка, — твои выступления имели бы большие сборы. Скажем честно, Николя нашел бы способ заставить тебя это сделать, ты не знаешь, какой это монстр, мы, например, танцуем у него полураздетые и ничего, от Стыда еще вовсе не умерли.
— Вы танцуете полураздетыми, потому что ни черта не умеете танцевать, — сказала Лиз. — И если вы хоть что-нибудь попытаетесь сделать, прикрывшись моим именем, то тюрьма откроет свои двери не мне, а вам.
— Зря ты так, — сказала та, что постарше, — но мы даем тебе время подумать, и не забывай, что во всем городе мы сейчас самые популярные танцовщицы, и за один вечер нам платят бешеные суммы, ведь мы танцевали с самой «легендой». Так что тебе в твоем нынешнем положении не имеет смысла нас терять.
Девушки ушли, Каталина стала вне себя носиться по палате, а Лиз же была спокойна и безучастна.
Единственное, чего она хотела бы, так это навсегда остаться жить в больнице и больше никогда и никого из внешнего мира не видеть и не знать.
