Джоан Домнинг - Счастье приходит в дождь
Шейн сидел за столом в кухне сестры, изучая первую страницу «Кроникл». Он очень переживал из-за истории с фотографией. Он и Мэрл только начали сближаться, а эта чертова фотография развела их.
– Я не знаю, что делать, Брен. – В глазах его стояла тоска. – Если бы я только мог поговорить с Мэри и все ей объяснить. Я звонил ей, но не смог оставить сообщение. Раз двенадцать звонил в офис, но и там никто не отвечает. Мне кажется, она не хочет со мной разговаривать.
– Ну и пусть! – Брен с деланным безразличием разглядывала картину на стене. – Если она не хочет говорить с тобой, то ей придется разговаривать с нашими родителями. Они уже мне звонили, – думали, я знаю, от чего ты до такой степени потерял здравый смысл, что притащил Мэрл на пресс-конференцию с голыми ногами и в расстегнутой блузке. И чем же вы там, в конце концов, занимались? – Она понимающе улыбнулась.
– Да не тем, что ты думаешь! – Он вскочил, снова подошел к телефону. Снял трубку, набрал номер. На лице его появилось удивление. – Мэри назначила мне встречу в моем офисе через час. Боюсь, что с собой она принесет сорок пятый калибр, чтобы разнести мне голову. Дела – хуже не бывает…
– Любая мать скажет тебе, что дела могут быть еще хуже. – Брен улыбнулась. – Но я думаю, тебе станет лучше, когда ты научишься застегивать молнию на своих штанах.
Шейн чуть не опоздал. Из-за дорожных пробок ему потребовалось времени на дорогу больше, чем он рассчитывал. Он еле нашел место в гараже, чтобы припарковать мотоцикл, потом что-то случилось с лифтом. Он только и успел несколько раз провести электрической бритвой по подбородку, рукой пригладить волосы, почистить башмаки о джинсы, как секретарша объявила:
– К вам мисс Пиерс.
– Пусть она зайдет, а вы переключите все телефонные разговоры на себя.
Волнение разгорячило его, он снял кожаный пиджак, оглядел красную майку. «Вот черт!» – пробормотал он. Впереди на майке большими буквами было написано: «Жеребец в законе». Он поспешно надевал пиджак, а в комнату уже входила Мэрл.
Она выглядела слишком официально в сером костюме с коротким жакетом и в бледно-голубой блузке. Но ее профессиональная сдержанность не мешала Шейну видеть в ней прекрасную женщину: хрустальные серьги переливались всеми цветами радуги, черные брови и ресницы подчеркивали персиковый цвет кожи.
– Привет, Мэри, – сказал он и сделал шаг вперед, чтобы проверить ее настроение. Она отступила, подняла обе руки, как бы отгораживаясь от него.
– Нет, нет, Шейн! Я не хочу испытывать судьбу во второй раз, – сказала она. Темные глаза ее сверкали. – Что же ты не предупредил меня, что выступаешь против Фентона Холлбрука, перед тем, как притащил меня в свой плавучий дом? Против одного из самых известных в Сан-Франциско и самых богатых людей в Калифорнии! Да это, как если бы ты начал дело против самого Господа Бога! Конечно, пресса будет гоняться за тобой! Как ты посмел втянуть меня в самую гущу событий?
Ее тирада была похожа на обвинение, и, вопреки благим намерениям, в Шейне проснулся демон.
– Я тебя не хватал и никуда не втягивал. Ты добровольно пришла.
Она сложила руки на груди.
– Но ведь ты знал, что репортеры будут искать тебя, чтобы ты сделал заявление.
Его глаза потемнели и сузились.
– Ты что, считаешь, что я использовал тебя для работы? Если ты так думаешь, то какого черта ты сейчас здесь?
– Уж поверь мне, я все просчитала перед тем, как прийти к тебе. Но ведь ты знал! Согласись, знал?
– Ну пусть знал, черт побери! Но… – Он резко оборвал себя. – Мэри, клянусь, у меня не было никакой задней мысли.
Мэрл передернула плечами.
– Тогда почему все рушится всякий раз, когда с нами случается что-нибудь хорошее? Я чувствую… – она прикусила губу.
Сердце Шейна наполнилось любовью, и он с сожалением подумал, что всегда их подстерегали трудности.
– Мэри, дорогая! Прости меня, но я не предполагал, что пресса так быстро найдет меня. Мне и в голову не приходило, что они знают, где я живу.
Она глубоко вздохнула:
– Это не твоя вина. Я одна виновата. Люди, жизнь которых проходит на виду у всех, не должны позволять себе никаких компромиссов.
Ей не понравилось, как она это сказала. Шейн внимательно посмотрел на Мэрл, пытаясь заметить хотя бы тень надежды.
– Насчет фотографии… Тебя кто-нибудь узнал?
Мэрл деланно рассмеялась.
– Ты имеешь в виду Луизу, Элен и еще всех, кто меня знает? К счастью, через несколько дней я уезжаю на месяц с лекциями, а если приму и другие предложения, то наберется недель шесть, а то и пара месяцев. К тому времени, когда я вернусь, все утрясется.
– Возможно. – Хотя он был уверен, что к тому времени ничего не решится. Но Шейн не собирался ее разочаровывать. Может, это и к лучшему, что она уедет. Но одна лишь мысль об этом заставила его острее почувствовать свое одиночество.
– Хочешь верь, а хочешь нет, но я не ссориться сюда пришла.
– Тогда зачем.
– Я много думала об осложнениях, которые могут возникнуть из-за фотографии. Расскажи мне побольше о твоем деле. На тот случай, если вдруг кто-нибудь из тех, кто меня узнает, спросит, что я об этом думаю. Ты ведь не хочешь, чтобы я говорила глупости? Достаточно того, что я выгляжу глупо.
– Что ты хочешь знать?
– Все. Все, что ты можешь мне рассказать.
Шейн коротко пересказал все дело, а в конце добавил:
– А в последний раз у Линды были такие раны, что пришлось наложить швы. В больнице врачам объяснили, что она упала. После этого Линда ушла из дома.
Мэрл с негодованием сказала:
– Да он не человек, а монстр какой-то. А где же были ее мать, семья, школа? Они ничего не замечали? Почему не помогли ей? Они тоже виноваты! Они все заставили бедного ребенка выйти на улицу, чтобы продавать свое тело. А Холлбрук – он достоин сурового наказания!
Шейн улыбнулся, потер шею рукой.
– Закон – что дышло, Мэри. Я узнал, что его защищает очень солидная юридическая контора. Они меня считают жалким адвокатишкой, защищающим детей. А Холлбрук, возможно, отделается легким испугом.
Мэрл с удивлением спросила:
– Тогда почему ты взялся за это дело, если уже сейчас считаешь его безнадежным?
– Это ничего, что мы проиграем процесс. Я и Линда думаем о тех несчастных детях, которые оказались на улице. – Шейн внимательно посмотрел на Мэрл. – Я хочу во время суда использовать любую возможность, чтобы привлечь внимание общественности к судьбам этих детей, показать обществу, насколько оно безразлично к своим изгоям.
Мэрл некоторое время молча обдумывала сказанное им. Она встала, прошлась по офису. При каждом шаге ее юбка издавала дразнящее шуршание.
Шейн, обхватив руками колено, смотрел в окно. Под шелест юбки Мэрл он думал о бренности своего существования. Если бы Мэрл не значила для него так много, насколько все в его жизни было бы проще.