Сара Сэйл - Жертва азарта
Ей вспомнились некоторые замечания Пинто, и ей вдруг стало стыдно.
— У Пинто есть идеи, во многом отличающиеся от чьих бы то ни было, — сказала она, защищаясь. — Он художник и может говорить то, что другие сказать не могут.
— Да, я вижу, — сказал Джеймс мягко. — Но говорить может любой, это не прерогатива художников.
— Пинто научил меня всему, что я знаю, — сказала она с пафосом. — Я многим ему обязана.
— Он научил тебя всякой ерунде, — возразил Джеймс. — К счастью, я подозреваю, что все это входило тебе в одно ухо и выходило через другое.
Уже почти стемнело, и она не могла разглядеть его лицо. Было трудно понять, о чем он думает.
— Что конкретно происходило во время ваших встреч в студии? — спросил он внезапно.
— Ничего. — Она помедлила. — Пинто рисовал меня. Он говорил, что хочет охватить все стадии моей юности.
— А стадии твоей юности, как он это называет, его интересовали в одежде или без?
— В одежде? А, понятно… Да, он просил меня, но я — я не могла…
— Слава Богу, ты проявила благоразумие! А сейчас послушай меня, Сара. Нужно остановиться. Пивные, студии и всякое такое. Ты можешь встречаться с порядочным человеком где захочешь, но все остальные дела надо прекратить.
— Мы живем в свободном мире, — сказала Сара. — Я пойду в студию, когда захочу, и в пивную — тоже, если понадобится. Я не делаю ничего плохого.
Они уже были на середине лужайки, когда он остановился и повернул ее лицом к себе.
— Послушай меня, не создавай трудностей нам обоим, — сказал он мягко. — Я мог бы сегодня вечером устроить сцену. Но мы спокойно поговорили, и никто не чувствовал себя неловко.
Сара не могла не признать, что в глубине души она ожидала от него именно бурной сцены.
— Я говорила, что никто не будет вмешиваться в мои дела, я и сейчас так думаю, — сказала она, стараясь сохранять спокойствие и глядя ему в глаза.
— Надо же, я тоже думаю, что говорю, — съязвил он. — А что касается пивных — я тебя предупредил. Я велел Ноаксу не обслуживать тебя, а если ты не соизволишь вернуться домой, он пошлет за мной. Я уверен, ты не захочешь оказаться в унизительной ситуации, так что держись подальше от этих пивных.
Сара потеряла самообладание.
— Как ты смеешь отдавать приказы за моей спиной, Джи. Би.! — воскликнула она. — Вот это и есть унижение. Этого я тебе никогда не прощу!
— Не будь глупой, — сказал он мягко. — Было бы гораздо большим унижением, если бы все это продолжалось. Ни Ноаксу, ни его посетителям это не нравится, и он сам просил меня прекратить это.
— Я не верю тебе, — сказала она почти со слезами, с ужасом сознавая, что это могло быть правдой. — И все равно ты не сможешь помешать мне ездить в студию. Пинто не станет слушать твоих приказаний, как Джимми Ноакс.
— Я найду способы, — заверил он ее и внезапно рассмеялся: — Можешь сердиться, Сара, если тебе это поможет, говорят, это полезно для здоровья.
Буря прошла так же быстро, как и началась. С Джи. Би. было трудно ссориться, и на все пережитое в этот вечер она постепенно стала смотреть другими глазами.
Он понял, что она почти успокоилась. Сара выглядела усталой и немного смущенной.
— Снова друзья? — спросил он, но она посмотрела на него с сомнением.
— А ты когда-нибудь выходишь из себя, Джи. Би.? — спросила она с обидой в голосе.
— Не часто, — ответил он. — Но когда выхожу, предупреждаю тебя: берегись!
Усталым жестом она откинула со лба волосы.
— Мне кажется, ты не понимаешь Пинто, — сказала она. — Никто не понимает.
— Я понимаю, — сказал он спокойно. — Ты любишь его, да? И думаешь, что эти его пронафталиненные идеи волнующи и прекрасны.
— Пронафталиненные?
Он заколебался — приходилось топтать мечты юности.
— Все его идеи очень банальны, моя дорогая, — сказал он сочувственно. — А банальности очень опасны, если принимать их всерьез. Скажи, он любит тебя?
Ее рот приоткрылся от изумления.
— Пинто? О, нет. — Она посмотрела на Джеймса с внезапным интересом: — Я никогда не думала об этом. А ты считаешь, это возможно?
— Дело в том, — сказал Джеймс, не зная, смеяться ему или впадать в отчаяние, — что я вообще не уверен, понимает ли он значение этого слова. Он слишком много об этом говорит.
— Любовь, секс, подавление — возможно, это одно и то же, — сказала Сара задумчиво. — Я читала книгу…
Джеймс уже знал эту формулу.
— О художнике с дикими страстями, страстно желающем красоты… — договорил он.
— Да, а ты откуда знаешь?
— Какой ты еще ребенок, Сара, — сказал он с улыбкой. — Тебе не стоит учиться жизни по бульварным романам. Иди спать, ты устала.
Взошла луна и повисла ярким серпом над темной линией холмов.
В ее мягком свете она увидела обращенный на нее взгляд, в котором на мгновение мелькнула нежность, когда она поцеловала его на прощание. Целовать Джеймса на прощание стало почти привычкой.
— Один ноль в твою пользу, — сказала она. Ее руки все еще лежали у него на плечах. — Джи. Би., я кажусь тебе ужасно маленькой?
Он ущипнул ее за ухо.
— Ужасно маленькой, — сказал он нарочито серьезно. — Настолько маленькой, что тебя можно отшлепать, если ты будешь плохо себя вести.
— О! — Она заплакала, почувствовав себя униженной, резко повернулась и оросилась через лужайку к дому.
Глава пятая
В течение следующих недель Джеймс с удовлетворением замечал результаты своей воспитательной деятельности. Если Сара и негодовала по поводу всевозможных изменений в своей жизни, возникших после его возвращения, она, к своему удивлению, не считала их неправильными. Он сумел без особого труда подружиться с ней, и его план начал осуществляться.
Он заметил, что деревенские сплетни пошли на убыль. В них все реже стала упоминаться семья Бэйкеров и совсем не упоминался де Пинто. Правда, Джеймс подозревал, что Сара все еще тайно посещает студию, но полагал, что рано или поздно он что-нибудь придумает; во всяком случае, на людях ее с художником больше не видели, а визиты в «Скайлак» прекратились.
Между тем он с удивлением обнаружил, что его привязанность к Саре растет. Он часто с нежностью смотрел на нее и даже иногда ловил себя на желании сделать ей дорогой подарок. Клэр считала его скупым. Она не знала, что такое бедность, и не могла понять его страха перед долгами, который преследовал его все эти годы, когда он не мог позволить себе никаких расточительных жестов.
Его старая приятельница Грейс Хервей всегда при встрече шутливо говорила ему:
— Я слышала, ты много делаешь для своей непокорной Сары. Смотри не перестарайся, а то она влюбится в тебя. Она сейчас как раз в том романтическом возрасте.
