Викки Уэбстер - Скажи мне «да»
— Не делаю, — подтвердил он.
Она присела на постель. Та просела под ней, обняв ее бедра, как ласковые руки обхватывают округлую вазу. Она снова поднялась.
— Но почему? Кейн пожал плечами.
— Так уж сложилось. И я не хочу теперь ничего менять. — Он никогда никому не говорил о своем внутреннем мире, а сейчас вдруг разболтался!
Лиз улыбнулась, глядя на его поношенные джинсы и рубашку. Его ветровка была в таком виде, словно он в ней спал, и не раз, а каблуки его ботинок стесались: казалось, что на них осталась пыль трех штатов.
— Да, вы не из тех, кто заботится, чтобы на нем не было ни пылинки!
— В жизни есть куда более важные вещи, — заявил он. — А как я при этом выгляжу… Ну, это совершенно иное дело. — Кейн нахмурился. Что в ней такое, что постоянно волнует его?
— Как это получилось, что мы перешли с вас на меня?
— А почему мы не можем поговорить о вас?
— Потому что это слишком скучная тема. Мне нечего вам рассказать.
Лиз поняла, что пора заканчивать обсуждение этой темы. Но она не собиралась так легко сдаваться. Ей хотелось знать, что же он за человек и почему для него было так болезненно обсуждение этой запретной темы. Она же не хочет знать историю его жизни, а просто немного ближе познакомиться с ним.
— Вы должны быть чьим-то сыном, возлюбленным, братом…
Кейн отрицательно качал головой при каждом предположении.
— Нет, у меня никого нет, — резко ответил он. Мэдиген не имел понятия, где его мать. Его отец умер десять лет назад от белой горячки. Лиз коснулась его руки:
— Простите меня.
Ему не было нужно ни ее сочувствие, ни извинения.
— Вам не за что извиняться.
Он вспомнил, как маленьким мальчиком, лет пяти, он в ужасе прятался в стенном шкафу и слышал громкие голоса родителей, которые выкрикивали друг другу ужасные вещи.
— Далеко не все семьи бывают такими дружными, как ваша. Зачастую люди ненавидят друг друга вместо того, чтобы заботиться о ближних и стараться сделать их жизнь более радостной!
Кейн старался поскорее залатать крохотную дырочку в своем щите и ругал себя за то, что позволил ее проделать.
— Расскажите мне о том, что сделало вас таким. На секунду он потерял самообладание.
Кто дал ей право касаться его незаживших ран, копаться в его прошлом?
— Леди, вы никак не можете оставить меня в покое? Вам нет места в моей душе. Я — полицейский детектив, который должен возвратить вам вашего ребенка, и больше ни-че-го!
Лиз на время оставила его в покое, но потом, не удержавшись, задала еще один вопрос:
— Вы действительно считаете, что женщина приедет сюда, чтобы продать Кэти?
— Мы проанализировали все сведения о черном рынке, торгующем детьми в районе Калифорнии, и считаем, что это произойдет здесь или в Неваде.
Или еще где-нибудь! Лиз уловила в его голосе нотки неуверенности. Кейн слегка нахмурился, и она знала, что это говорит о сомнениях…
— А что, если похищения организовала неучтенная вами группа?
Лиз — неглупая женщина; это у нее не отнять! — подумал Мэдиген.
— Мы имеем в виду и эту возможность, — сказал он, борясь со сном и пытаясь вспомнить, когда он ел в последний раз.
— Вы не хотите что-нибудь перекусить? — не выдержал он.
— Я сейчас не смогу ничего проглотить, еда не полезет в горло…
Кейн озабоченно смерил ее взглядом. Сейчас она была стройной, но если все будет продолжаться так, как сейчас, через месяц станет просто тощей.
— Ваша сестра была права, вы слишком мало едите. Вам пригодятся силы. Пошли! Он показал на дверь.
— Я плачу.
Лиз оглядела комнату. Она понимала, что не сможет расслабиться, а время между «сейчас» и «завтра» тянулось для нее так медленно!
— Хорошо.
Она повернулась к Мэдигену и поблагодарила за то, что он настоял, чтобы они поехали поесть.
— За что вы меня благодарите?
— За то, что вы разговариваете со мной. За то, что взяли меня сюда…
— Леди, если бы я не сделал этого, вы, наверное, приковали бы себя ко мне наручниками.
Лиз улыбнулась.
— Возможно, только у меня их нет… — Женщина понимала, что если бы он на самом деле не желал, чтобы она тащилась за ним, то нашел бы способ, как от нее избавиться.
«Фаджита Оле» был одним из мексиканских ресторанчиков, где можно быстро поесть. Его эмблема — мексиканская шляпа, высоко парящая в воздухе, сильно полиняла на ярком солнце Феникса.
Внутри было свободно, время для гостей было неподходящее. Кейн подал Лиз меню, она выбрала лепешку с мясом и сок. Кейн заказал себе то же и потом попросил принести еще одну лепешку. Он вдруг почувствовал жуткий голод.
Им подали заказанное еще до того, как они смогли удобно расположиться за столиком в центре зала, на равном расстоянии от двери и бара. По ресторану разносилась громкая музыка.
Лиз, как зачарованная, наблюдала за тем, как Кейн быстро уничтожил обе свои лепешки: ей за это время удалось расправиться только с половиной своего заказа.
— Вам не нравится мексиканская кухня? — спросил Кейн.
Вообще-то она ей нравилась, но хорошая мексиканская кухня. Ей показалось неудобным так ему ответить.
Кейн распахнул дверь, и они покинули ресторанчик.
— Спасибо, мне она нравится, но я вам уже сказала, что сейчас я почти ничего не могу есть. У меня такое ощущение, что внутри меня сидит огромная кобра, готовая нанести удар, и больше там не остается ни для чего места.
Они шли по плохо освещенной улице, на ней почти не было машин, да и пешеходы попадались редко. Казалось, что в городе они одни. Все, кому нужно было куда-то добраться, ехали на машинах.
Лиз подумала, что ей приятно идти рядом с ним, хотя они шли молча. Если бы все сложилось по-иному, она смогла бы наслаждаться этой прогулкой. Кейн боролся с желанием обнять ее. Он не мог понять, что с ним творится. Казалось, что-то заставляет его действовать вопреки здравому смыслу. Или же что-то в его душе стремилось вернуть его к тому состоянию, в котором он еще недавно пребывал.
— Кэти вам будет не в радость, если у вас от голода начнется дистрофия.
Кейн поймал себя на том, что лезет в дела, которые его не касаются. Это дело Лиз — есть ей или не есть. К нему это не имеет ни малейшего отношения. Тогда почему он говорит ей об этом? Лиз вздохнула, когда они подошли к отелю.
— Вы совершенно правы, делу этим не поможешь. Может, у меня появится аппетит утром. Мне раньше нравилось съесть что-нибудь вкусное на завтрак. — Она посмотрела на Кейна: — А что вам больше всего нравится?
— Мне абсолютно все равно, — отрезал тот. У него не было любимых блюд: он ел, когда был голоден. Заправлял свой организм топливом. У нее же был режим принятия пищи, когда она росла. Режим дня и человеческая любовь. Кейн же вел мучительную борьбу за выживание в ожидании того момента, когда он по закону мог бы жить и работать, существовать самостоятельно… Они с Лиз были из двух разных миров. Они и сами были разными, очень разными мирами! Под ногами Кейна гравий хрустел, как маленькие ракушки, когда они шли через парковку; он проводил Лиз до самой двери и подождал, пока она достала ключи и открыла свой номер.
