Сандра Мэй - Флирт на грани фола
Что армейские ботинки запросто шьются из джинсовой ткани, а потом расшиваются бисером…
На третьей чашке кофе музыка переменилась, зазвучали переливы парижского аккордеона, и божественный Воробушек хрипло и страстно запел гимн древнему и юному городу поэтов, гаменов и красавиц. И под звуки этого сорванного, прокуренного, прекрасного голоса маленькой великой певички на подиум вышла… Моника!
Нет, вот уж это точно была Моник! Ямочки на щеках, лукавая улыбка – и угловатая грация эльфа-подростка. Такие женщины всем тряпкам на свете предпочитают лишь аромат «Шанель номер пять» да нитку жемчуга…
Николь мурлыкнула откуда-то сбоку:
– Это наша Джемайма. Она из Саванны. В южных штатах жило много французов. Вижу, вам нравится?
– Нравится? Это же волшебство! Она… нет, это неправда. Она гораздо больше похожа на меня, чем я сама…
– О нет! Вы себя недооцениваете. Любая манекенщица – ХОРОШАЯ манекенщица – это всего лишь пустой сосуд. Простой, изящный, но – пустой. Вдохновение дали мне вы, я начала фантазировать, а Джемайма только внимательно смотрела мне в глаза. Она хорошо чувствует стиль. Редкое качество. С одного взгляда распознать в вас скрытую до поры чувственность и страсть, дымку порока в сочетании с детской невинностью, смертоносный шарм Лилит – и неловкость дебютантки школьного бала… Моник, вы моя удача. Хорошо, когда день начинается с удачи. Теперь, если вас все устраивает, пойдемте смотреть обувь. Туфли – вещь куда более интимная, чем, пардон, трусики!
Выяснилось, что на каблуках ходить не страшно, удобно и приятно. Просто раньше ей попадались какие-то неправильные каблуки. Моника азартно топала обутой ножкой в ковер и с изумлением рассматривала тонкую щиколотку незнакомки в зеркале. Улыбчивая Рози стремительно присела на корточки – и тончайшая золотая цепочка с крошечным бриллиантовым шариком засверкала на ноге той, кого в прошлой жизни, кажется, звали Моникой Слай…
Уже на выходе, расцеловавшись с Николь и девочками, Моника ахнула:
– Я совершенно забыла! Мне же нужны были деловые костюмы, парочка!
– О, это уж проще чечевичной похлебки. Вы позволите, чтобы это осталось сюрпризом? Бекки, ты помнишь клип про совращение «белого воротничка»? Добавь несколько блузок – и оба оттенка, разумеется.
Моника зажмурилась и раскинула руки в стороны.
– Я такая счастливая, что сейчас, кажется, полечу над такси. Спасибо вам! Вы меня проводили в сказку. Я никогда вас не забуду, Николь. И ваших фей-помощниц.
– Звучит грустно, Моник. Так, словно мы больше не увидимся, а это не так. Учтите, у нас скоро открывается еще один салон…
– Какой же?
Темноволосая волшебница лукаво улыбнулась, сверкнула черными глазами.
– Всему свое время, Синдерелла! Будет и бал, и разбитое сердце, и карета, и серебряные туфельки, стертые до подошвы – будет и повод заглянуть в мой новый салон. Я загадала: если станете первой посетительницей, будет мне удача, а вам счастье. До встречи?
– Ну… до встречи!
Таксист помог донести пакеты до двери, и Моника залилась румянцем, неловко протянув ему двадцатку. Усатый черноглазый крепыш средних лет подмигнул ей и покачал головой.
– Много, сестренка. Без привычки еще, верно? Это к лучшему. Иной раз улыбка и доброе слово куда дороже чаевых, а вот об этом богачи понятия не имеют. Давай пятерку – и будь здорова.
Высунулся из окна и прокричал, взмахнув рукой:
– Ты очень красивая, hermanita!
Моника прижала ладони к горящим щекам и рассмеялась. Чудно! Одни сказки вокруг. Говорящие рыбы, добрые колдуньи, наряды из орешков, вот только принца не хватает.
При мысли о принце она смутилась отчего-то, подхватила пакеты и торопливо затащила их внутрь дома.
Джозеф обновки одобрил. Плавал, шевелил губами, смотрел то одним глазом, то другим, шлепал хвостом и даже проделал круг почета по ванне на большой скорости. Бок у него почти зажил, и Моника вдруг с острой грустью подумала, что скоро придется выпустить карпа на волю, это хорошо – но она даже боится представить, как выглядит ее пустая ванна!
Дурочка ты, дурочка! Привязалась к рыбе, словно к человеку. Бедная, одинокая, никому не нужная Моника Слай!
Нельзя сказать, что она скупила весь бутик, нет. Однако вещей набралось достаточно, чтобы занять все полки и свободные вешалки. Из легкомысленного Монике особенно приглянулось удивительное льняное платье сине-зеленого цвета. Яркие краски напоминали о перьях павлина, покрой у платья был свободный и очень Монике шел. Она покрутилась перед зеркалом – и решила поносить его до вечера.
Все равно в офис в нем нельзя, можно только на побережье какое-нибудь, где песок и волны, где сосны у самого прибоя впились в прозрачное небо и держат его, чтобы не улетело…
А по белому ослепительному песку идет, утопая босыми ногами в россыпях микроскопических бриллиантов, Моника Слай в изумрудно-аквамариновом платье, и ветер все силится унести эту большую красивую бабочку, и летит яркий подол по ветру, а навстречу Монике бежит по полосе прибоя темноволосый принц…
С лицом Хью Бэгшо.
Ага, и фигурой Брэда Питта. И обаянием Шона Коннери. И самое главное – с горячим желанием заключить тебя в объятия, глупая ты курица. И жить с тобой долго и счастливо – щас, разбежалась! Иди, копай червей. Джозеф хочет есть!
Она накопала целую банку и разогнулась, чтобы передохнуть. Стояла и смотрела куда-то в пустоту, когда совсем рядом прозвучал странно знакомый голос, произнесший непонятные слова:
– Ллеу а те, Латтрайн ат Ллоханнарр!
Моника резко повернулась и увидела возле изгороди Александера. Меланхоличный ирландец возвышался над кустами на добрых два фута, и в голубых очах явно отражалось восхищение.
– Александер! Вы меня напугали. Что это вы сказали? Чары напустили?
– «Ядуйся, Хозяйка Луга и Озея.» Это дъевнее пъиветствие для фэи.
– Для феи?
– Нет, не для феи, а для фЭи! Съеди фэи есть не только феи, еще эльфы, гоблины, гномы, баньши, луханнаны…
– Фэйри! Простите, сразу не поняла… Стоп! А почему у вас получается выговаривать… или это бестактный вопрос?
– Сам не знаю. В гэльском языке «эй» совсем дъюгая. Пъяктики здесь никакой, собственно, в Ийландии тоже. Мало кто говоит по-гэльски.
– Красивый язык.
Александер гордо выпрямился, отчего живая изгородь показалась совсем уж низеньким бордюром.
– Самый лучший! Слушайте, я пъишел к вам. Хочу посмотъеть на кайпа. Пустите?
– Ох, конечно! Я очень яда… то есть рада! Заходите!
В этот же день, только чуть раньше, Хью Бэгшо томился на совещании совета директоров.
Третий день без Моники Слай оказался труднее двух предыдущих, и путем нехитрых логических построений Хью сообразил, что до окончания срока их разлуки, инициированной им самим, он может и не дотянуть. Мало того, что он не знает, как влезать в компьютер мисс Слай; мало и того, что из кабинета пришлось временно переехать, потому что никакие чистящие средства не в силах забить этот запах. Хью вдруг как-то отчетливо понял, что скучает без своего «говорящего костыля».
