Галина Гилевская - Обжигающая страсть
Кравцов был рядом, и она упала ему на грудь, теперь уж откровенно не сдерживая рыданий.
Степан вскочил, глянул на ее ноги и сразу же все понял.
— О, Господи!.. Как же это тебя угораздило… Ну, не плачь, перестань… Ну!.. Вот так, молодец… Так, сейчас посмотрим, — он осторожно положил Лолиту на спину и склонился над ее ногами. — Ну, ничего страшного… Если только тот пес не бешеный. А так — сейчас все залечим. Есть у тебя спирт, йод, фурапласт и вата?
— Да, я сейчас…
— Лежи-лежи, — мягко остановил он ее движением руки. — Я сам все найду, ты мне только скажи где.
Лолита показала, и он, голый и немного смешной в таком виде, бросился на кухню, к аптечке, и вскоре вернулся со всем необходимым.
Кравцов имел неплохие навыки оказания первой медицинской помощи. Аккуратно протерев раны спиртом, кое-где он залил их фурапластом, который создает защитные заживляющие пленки на царапинах, кое-где воспользовался йодом. Потом он ощупал ее суставы, и Лолита вдруг почувствовала, что у нее сильно болят ушибленный локоть и левая кисть. Степан Николаевич определил легкое растяжение в запястье и наложил тугую повязку. Он сделал это, на взгляд девушки, весьма профессионально.
Ей вообще было чрезвычайно приятно выступать в роли не то пациентки такого замечательного врача, не то дочки такого отличного папы. Ей доставляло невероятное удовольствие ощущать его заботу, его осторожные и умелые прикосновения. Боль исчезала под его чудодейственными пальцами, и даже промывание ран спиртом Лолита выдержала без единого стона.
— Степан, где ты всему этому научился?
— Господи, Лита!.. Будут у тебя дети — научишься еще и не этому. Особенно, если они будут такими сорванцами, как Макар…
Кравцов вдруг осекся на полуслове, вздрогнул и как-то довольно испуганно взглянул на Лолиту:
— Прости, зря я…
— Степан, пойдем пить кофе. Я хочу тебя угостить, — как могла, постаралась сгладить неловкость девушка.
Они сидели на кухне, друг напротив друга, и пили кофе, приготовленный Лолитой.
Она рассказывала о всех своих злоключениях. Теперь, когда все осталось позади, а Степан был рядом, происшедшее уже не казалось ужасным, а скорее, смешным, и девушка искренне смеялась, рассказывая и про испорченную помаду, и про ушибленную голову, и про излишне агрессивную собаку.
Они вспомнили вечер на даче, одновременно посетовав на то, что проводили его не наедине. Как вдруг, вернувшись к тому дачному разговору, Кравцов спросил:
— Лолита, а что же было с Ральфом? Почему он умер?
Девушка помолчала, опустив голову.
— Ты имеешь в виду моего брата?
— Да… Его разве не так зовут?.. Звали…
— Так, — она вздохнула. — Это долгая история, как я уже и говорила. Понимаешь, мы всегда были вместе… Мы переезжали из одной страны в другую, нужно было все время учить новые языки, ходить в новые школы… Когда отец был послом во Франции, я после колледжа поступила в Сорбонну. Ну, а Ральф остался со мной, когда уехал отец… Мы, конечно, снимали одну квартирку на двоих. Он учился в колледже, потом тоже пошел в университет… Словом, мы с ним становились все ближе и ближе друг к другу.
Голос девушки звучал чуть слышно. Она как будто через силу, как будто преодолевая неимоверное сопротивление, рассказывала о своем прошлом.
— Понимаешь, по большому счету, у нас больше ничего и не было, кроме себя… Кроме друг друга… Я любила его! — ее голос вдруг окреп и зазвучал решительно и даже немного жестко. — Он никак не мог смириться с тем, что мне суждено было расти, взрослеть, превращаться в девушку и женщину. Он не мог, не хотел отпускать меня. Он хотел, чтобы я целиком принадлежала ему.
Она встала, прошла в комнату и вернулась с сигаретой в руках, хотя раньше Степан Николаевич не замечал, чтобы Лолита курила.
— У тебя есть огонь?
— Да-да, — он извлек из кармана пиджака пьезозажигалку, и столбик пламени метнулся к кончику ментолового «Салема».
— Меня всегда пугало это собственничество в отношении меня, — продолжила девушка, выпустив изо рта струйку ароматного дымка. — Понимаешь, если ты можешь себе представить… Самое страшное, что может случиться с тобой в твоей жизни… В общем, со мной это, наверное, случилось…
Она снова замолчала, отпила несколько глотков кофе, не отрывая взгляда от поверхности стола. Степан тоже замер, чувствуя, насколько важно то, что она сейчас рассказывает. Он чувствовал, что никто никогда не слышал эту историю из уст Лолиты до него.
Кравцову вдруг тоже страшно захотелось курить, и он вынул из кармана «Честерфильд», щелкнул зажигалкой. Его движение, видимо, вывело девушку из оцепенения, и она, еще раз глубоко затянувшись, продолжила:
— Мой брат покончил с собой из-за меня.
На долю секунды она запнулась, но тут же заговорила вновь медленно и очень тихо:
— Я должна была принять решение. И я решила. Я могла скрыть свое решение от него, но не захотела…
Вдруг она взглянула прямо в глаза Кравцову и внятно, спокойно произнесла:
— Степан, если ты этого не знаешь, то запомни на всю жизнь: люди, которым нанесен ущерб, — самые опасные и безжалостные. Они могут убить кого угодно, лишь бы доказать что-то. Ты меня понял?
Кравцов, честно говоря, ничего не понял, но, чувствуя, что выяснять подробности не стоит, молча кивнул головой…
Стоя в прихожей и уже собираясь уходить, Кравцов вдруг решился сделать Лолите предложение, которое уже несколько дней обдумывал и смаковал:
— На выходные я лечу в Минск. Там на следующей неделе будут проходить некоторые консультации и переговоры… Словом, если хочешь, поехали со мной?
Девушка внимательно посмотрела ему в глаза, подошла ближе. Поцеловала в щеку, прижалась к нему и тихо ответила:
— Нет. Выходные мы с Макаром решили провести в Таллинне.
Она отстранилась от него, не выпуская из рук его плеч, и горячо прошептала:
— Степан, ты же знаешь, я сделаю все, что угодно… Только, пожалуйста, не нужно пока ничего менять, не нужно торопить…
V
Светлана Васильевна была исключительной хозяйкой. Кравцов даже не услышал, когда она успела встать. Проснувшись от настойчивого трезвона будильника в субботу без пятнадцати шесть, он жену с собой рядом уже не обнаружил.
Когда Степан Николаевич привел себя в порядок и выбрался на кухню, жена и, что удивительно, дочка уже вовсю там хозяйничали.
Кофе в кофеварке был горячий, на столе его ждали приготовленные Наташкой бутерброды, а Светлана при его появлении тут же взялась за яичницу с ветчиной.
— Доброе утро, женщины!
