Шеннон Уэверли - Неожиданный поворот
— Но клянусь, я воздам тебе сторицей, как только выздоровею. А я непременно выздоровею. И постараюсь побыстрее. — Он положил руку на ее сплетенные ладони и сжал их. — Ведь я такой счастливец.
Она посмотрела ему в глаза, и сердце ее начало таять от излучаемого ими тепла.
— У меня есть все, — с чувством произнес он, подчеркивая каждое слово. — Между тем я мог пробудиться совсем в иной обстановке. А сейчас мне кажется, что я прихожу в себя на иной планете, где меня ждет мой ангел-хранитель.
Ты не ведаешь, что говоришь, Эйден, подумала Джилл, чувствуя, что душа ее разрывается на части. Подняв руку, она приложила палец к его губам.
— Шшш, Эйден. Ты сам добился того, что у тебя есть. Творец твоего счастья — ты, и только ты. — Джилл понимала, что он станет возражать, но не дала ему этой возможности. — А теперь быстро под одеяло. Лучший целитель для тебя — сон. — И она протянула ему флакончик с болеутоляющим.
Огорченно вздохнув, Эйден повиновался. Джилл была рада, что разговор закончился. И что она больше не видит рядом с собой обнаженное тело мужа. Она подала ему стакан воды, он проглотил пилюлю, и, поставив костыль так, чтобы он мог достать его, Джилл направилась к двери.
— Если что, не стесняйся, зови, я услышу. — На пороге она помедлила. Процесс выздоровления Эйдена оказался куда более сложным, чем она предполагала. Прежде всего из-за того, что, ошибочно считая себя и ее благополучной супружеской парой, Эйден и ведет себя соответственно, а после выздоровления будет корить себя. Значит, ее долг — положить этому конец.
Не менее важны и ее чувства. Она невольно впадает в иллюзию, будто имеет дело с настоящим Эйденом, которого любит. Но ведь это верный путь к душевной катастрофе.
— Спокойной ночи, Эйден! Как хорошо, что ты дома! — с чувством сказала она, к своему величайшему удивлению, совершенно искренне.
Глава четвертая
Когда Джилл проснулась, в доме было непривычно тихо. Она подняла голову с подушки и осмотрелась. Яркие лучи солнца, проникая сквозь оконные жалюзи, освещали комнату. Джилл села, откинула волосы со лба и, подозревая неладное, прислушалась.
Вдруг она поняла, что показалось ей странным. Вскочив с кровати, она кинулась через коридор в детскую комнату. Так и есть, кроватка Мэдди пуста! Сердце Джилл забилось где-то у самого горла, богатое воображение немедленно нарисовало страшные картины. Где дочь? Что с ней?
Тут до ее слуха снизу долетели звуки, которые она никак не ожидала услышать: кто-то в кухне разговаривал; и лишь теперь она вспомнила, что Эйден вернулся домой. Прислушавшись, она различила его мягкий баритон вперемежку с писком Мэдди. «Что там происходит?» — прошептала она, нахмурившись.
Подстегиваемая любопытством, даже не забегая за халатом, Джилл быстро спустилась в кухню. Представшее глазам зрелище еще больше насторожило ее.
— Эйден, что ты делаешь? — воскликнула она.
— Как видишь, развожу адскую грязь, — смеясь ответил Эйден. Сидя за столом с малюткой на коленях, он ложечкой соскребал овсянку с ее пухлой щечки.
Джилл приблизилась, моргая так, словно это могло помочь разрешить все вопросы.
— Я вижу. Но почему?
Эйден окунул ложку в банку с персиковым вареньем и сунул в жадный ротик Мэдди. Для человека, никогда прежде не кормившего ребенка, он действовал очень ловко. Странно как-то. Может, раньше он наблюдал за ней внимательнее, чем ей казалось?
— Я проснулся рано, — сообщил Эйден так, словно это все объясняло. Он и в самом деле был уже умыт и полностью одет.
— Но твоя лодыжка…
— …болит гораздо меньше. Правда, вряд ли мне захочется еще раз подниматься на второй этаж.
— И первый раз, наверное, не следовало.
— Я услышал, как зашевелилась Мэдди, — пояснил он, набирая новую ложку каши. — А ты вчера вечером так устала, что я решил дать тебе отдохнуть.
Внезапно Джилл почувствовала на себе его взгляд, ощупывавший ее от длинных нечесаных волос до босых ног, которые выглядывали из-под ночной рубашки. Достаточно плотная, из непрозрачного шелка, она, однако, так облегала ее тело, что подчеркивала все его формы, и Джилл вдруг почувствовала себя раздетой. Она поспешно села на стул и подперла голову руками, укрываясь от его взгляда.
— Как тебе удалось снести ее вниз?
Эйден заложил малышке в рот новую порцию каши.
— Я нес ее на левой руке, а загипсованная правая служила надежным щитом, чтобы она не упала на пол.
Джилл охватило странное и непонятное чувство.
— Нет, нет, тебе не следовало этого делать, — упрямо повторила она. — Лодыжка могла подвернуться на лестнице, и ты бы полетел вместе с ней.
— Я тоже подумал об этом, а потому спускался, сидя на мягком месте. Ей очень понравилось, — улыбнулся он. — Папа был смешной, да? — спросил он девочку, трепля ее за щечку и осыпая звучными поцелуями. Мэдди одарила его ангельской улыбкой.
Господи! Сколько раз в прошлом Джилл мечтала увидеть малышку на коленях отца! Как ей хотелось, чтобы Эйден понял, какое сокровище имеет в лице своей дочурки! Почему, почему это произошло лишь сейчас, то есть слишком поздно?
— Все же было бы лучше, если б ты позвал меня! — с раздражением заметила она. — И пожалуйста, больше этого не делай. Она такая живая! Оглянуться не успеешь, как выскочит из твоих рук.
— Не беспокойся, успею поймать, — твердо сказал Эйден.
— Нет, не успеешь, — с излишним упрямством повторила Джилл.
Эйден помрачнел, что было особенно заметно из-за осветившего его лицо луча утреннего солнца. На нем появилось вчерашнее выражение — недоуменное, вопрошающее, словно он пытается что-то себе объяснить.
— Ты уже завтракал? — резко спросила Джилл.
— Еще нет.
— А Мэдди, кажется, уже поела. Я возьму ее.
— Не надо. Мне некуда спешить.
— Нет, надо. Я хочу. — Джилл встала и попыталась взять ребенка, но Эйден лишь крепче прижал дочку к себе. Джилл подумала, что они будто играют в перетягивание каната, только канатом им служит Мэдди. — Мне надо переодеть ее в дневное платьице. И ты ведь не смог сменить ей штанишки?
Эйден покачал головой.
— Ну, тогда бери, — согласился он, отпуская руку, обнимавшую Мэдди.
Джилл стала подниматься по лестнице, стараясь не вспоминать о разочаровании, которое она прочла в глазах Эйдена, забирая Мэдди. А как могла бы пострадать Мэдди, если бы он, споткнувшись, выронил ее из рук! Да о чем говорить — беда угрожала ей и внизу: по незнанию Эйден не помешал бы ей залезть в шкаф, где хранились лекарства, или забежать куда не следует.
Снимая с Мэдди запачканную овсянкой ночную рубашку, Джилл нехотя призналась себе в том, что ее недовольство вызвано не столько тревогой за Мэдди, сколько накопившейся в ее душе злостью на Эйдена.
