Карла Кэссиди - Неистовое сердце
Но теперь, видя, как он возмущен ее идеей покрасить дом в голубой цвет, она почувствовала небольшую трещину в своей броне.
– Я хочу, чтобы дом был голубым. И еще я подумываю покрасить коровник в персиковый. – Она тщательно контролировала выражение своего лица.
– Персиковый?! Ты хочешь покрасить коровник в персиковый цвет? – Он так высоко поднял брови, что она боялась, как бы они не взлетели с его головы. – Коровники красные. Они всегда красные. – Джадд вздохнул с убитым видом. – Джинджер, пожалуйста. Давай поговорим об этом. Я могу смириться с голубым домом, если уж это необходимо, но не заставляй меня терпеть коровник персикового цвета.
Казалось, Джинджер обдумывает его слова, потом она кивнула.
– Мы можем прийти к компромиссу. Покрасим дом в голубой цвет и оставим коровник традиционно красным.
Он улыбнулся ей с очевидным облегчением и погрузил кончик кисти в бледно-голубую краску. Потом выпрямился и подозрительно посмотрел на нее.
– Я думаю, ты обвела меня вокруг пальца.
– В каком смысле? – Джинджер посмотрела на него с невинным видом.
– Ты вовсе не собиралась красить коровник в персиковый цвет. – Это был не вопрос, а констатация факта.
Она только пожала плечами и улыбнулась, затем погрузила свою кисть в банку.
– Я начну красить снизу вверх, а ты – сверху вниз.
– Вот здорово, спасибо, – сказал он сухо, посмотрев на крышу трехэтажного фермерского дома. – Подержи-ка это, а я схожу за лестницей. – Он передал Джинджер свою кисть и пошел в сторону коровника.
Джинджер наблюдала за ним в задумчивости. Вчера вечером она очень сердилась на него, но сегодня утром ей было трудно вернуть назад это чувство.
Джинджер не могла забыть, как он ее обнимал. Она тогда как будто падала в темную яму, а он подкладывал руки, чтобы она не ушиблась. Увидев, что она в беде, он помог ей, невзирая на все их разногласия.
Когда Джадд вышел из коровника с лестницей на плече, Джинджер быстро повернулась и присела на корточки. Она красила низ дома, сердясь на себя за то, что смягчилась по отношению к Джадду.
«Между нами ничего не изменилось, – говорила она себе, нанося широкими мазками краску. – То, что он был добр ко мне прошлой ночью, еще не означает, что мы вдруг стали закадычными друзьями. Он украл большую часть ее прошлого, вклинился между нею и дедом. Единственная ночь, когда он был добр к ней, не сможет стереть из ее памяти годы страданий».
Тихонько насвистывая, Джадд установил лестницу рядом с ней. Джинджер передала ему кисть и наблюдала, как он, взяв банку с краской, взобрался по лестнице.
Большую часть утра они работали молча. Не то чтобы это было неловкое молчание, но не было в нем и дружеской непринужденности. Это было просто молчание двух людей, работающих вместе, но занятых каждый своими мыслями.
В полдень Лайза вынесла бутерброды и кувшин чая со льдом.
– Пора перекусить, – сказала она, разглядывая их работу. – Красиво. Мне нравится для разнообразия голубая краска.
Джинджер бросила на Джадда торжествующий взгляд, потом снова посмотрела на Лайзу.
– Как ты сегодня себя чувствуешь? – спросила Джинджер.
Она взяла поднос у Лайзы и посмотрела на нее обеспокоенно, заметив, что та бледнее обычного.
– А, все хорошо. – Лайза замахала руками, словно развеивая беспокойство Джинджер. – Я думаю, что переела прошлым вечером и заработала расстройство желудка.
– Будешь себя плохо чувствовать – не приходи, – сказал Джадд, спускаясь по лестнице. – Лежи в постели и отдыхай. Мы с Джинджер справимся сами.
Джинджер кивнула, подтверждая его слова. Лайза перевела взгляд с Джадда на Джинджер, радостно улыбаясь.
– Вы соглашаетесь друг с другом! Да это же просто праздник.
– Мы соглашаемся по этому конкретному вопросу. Никто из нас не хочет, чтобы ты слишком утомлялась, – сказала Джинджер, с любовью глядя на Лайзу.
– Не беспокойтесь обо мне. Маленький и я чувствуем себя хорошо. – Она похлопала по своему большому животу. – Но я и правда пойду полежу, пока вы будете есть. – Улыбнувшись на прощание, она повернулась и заковыляла назад в дом.
– Почему бы нам не поесть в тени? – Джадд указал на большой дуб.
Джинджер кивнула и вслед за ним опустилась на прохладную траву.
– Лайза будет замечательной мамой, – сказал Джадд, когда они расположились под деревом.
Он взял один из толстых бутербродов и налил каждому чаю со льдом.
– Да, будет. – Джинджер взяла у него стакан и начала маленькими глотками пить холодный чай. – Одно время я про себя играла в такую игру, как будто Лайза моя мама. – Джинджер задумчиво улыбалась. – Конечно, она не вела себя так, как моя мама, поэтому я выдумывала истории, чтобы объяснить это. Я придумала, что Лайза попала в ужасную катастрофу, ударилась головой и потеряла память. Поэтому она ведет себя не так, как моя мама, – она забыла, кто она. – Взглянув на Джадда, она слегка покраснела. – Ужасно глупо, да?
– Нет, не глупо, – ответил он. Он понял желание девочки сотворить себе семью вместо той, которой она лишилась. – Я поступал так же, только в моем случае это был пожилой человек, которого мне нравилось воображать своим отцом.
– Ты рос без отца?
– Когда мне было восемь лет, мой отец решил, что ему не нужна обуза в виде жены и сына. Однажды он пошел в магазин за продуктами и не вернулся. – Голос Джадда стал жестче, глаза потемнели. – Да это было и к лучшему. Он был не из тех отцов, о которых говорят: «Мой папа самый умный».
– А как же твоя мама? – спросила Джинджер.
Она не хотела останавливать плавное течение беседы. Джадд никогда не упоминал прежде о своей семье, никогда не рассказывал о своем прошлом. Он всегда вел себя так, будто его жизнь началась со дня приезда в «Островок спокойствия».
– Мама умерла, когда мне было семнадцать. Она была алкоголичкой. – Джадд сказал это жестко, без всяких эмоций.
Неожиданно Джинджер представила себе его детство, все его унылое и неустойчивое существование. Неудивительно, что он не хочет уезжать из «Островка спокойствия»…
Джинджер отогнала эти мысли. Она не несет ответственности ни за его прошлое, ни за его будущее.
– Дедушка был на самом деле моей единственной близкой родней, – сказала она.
Ей необходимо было вспомнить боль, которую она испытывала, когда Джадд встал между ней и дедом.
– Том был моим единственным близким другом, – парировал Джадд, он выдержал ее взгляд.
Его серые глаза бросали вызов, как бы предлагая ей попробовать опровергнуть его слова. Джинджер отвела глаза и сосредоточилась на бутерброде.
Несколько минут они ели молча. Тишину нарушали лишь звуки, присущие сельской жизни: на пастбище мычали коровы, пение птиц добавляло мелодичности к звонкому жужжанию насекомых. На этот раз их молчание было напряженным. Чем дольше оно тянулось, тем более гнетущим становилось.
