Эбби Грей - Очаровательная злючка
— Надеюсь.
— Мне пора. — Брок вытер рот красной салфеткой, не доев свой завтрак. — Дорена Джексон готова родить. — Он умчался, и Кэсси даже не успела попросить подвезти ее.
— Где Алисия? — поинтересовалась Мария.
— В записке на ее двери говорится, что сегодня учительская конференция и занятия отменяются. Она будет спать до полудня. Не беспокоить, — ровным голосом сказал Тед.
— Прошу прощения. — Кэсси положила салфетку рядом с тарелкой. Брок уже уехал, а Алисия не пойдет в школу! Ей понадобится сорок пять минут для того, чтобы собраться и дойти до клиники — она скорее сядет на колючую проволоку, чем попросит Теда подвезти ее. Она побежала вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
За столом все молчали, пока не услышали, как она закрыла дверь в свою комнату. Мария посмотрела на Теда. Чем он так обидел Кэсси? Уже два дня она почти не притрагивалась к завтраку, а ведь только начала поправляться.
Эш посмотрел на Теда. Боже, он беспокоился об этом мальчике с тех пор, как Боб и Мария позвонили ему и сказали, что умер Джон. С того дня Тед замкнулся. О, он добросовестно работал на ферме и принимал участие в семейном нефтяном бизнесе, но с тех пор его племянник, казалось, не испытывал никаких эмоций.
До той ночи, когда он позвонил Эшу из Техаса и сказал, что женился, и Эш по голосу услышал, как возбужден Тед… Черт, Эш уже было решил, что Тед станет сварливым отшельником, который никому не верит и никого не любит. Но Кэсси изменила его.
Боб посмотрел на Теда. Его единственный оставшийся в живых сын был умен, как лис. Он взял в свои руки управление фермой, и дела там были в полном порядке. У него была вся техника, он сам пахал землю, снял четыре хороших урожая… Но если мальчик был так умен, зачем он поступал назло самому себе? Эта маленькая рыжая девочка, которую он спас, в некотором смысле спасла и его тоже, так казалось Бобу. Пусть у Теда и Кэсси вышла небольшая размолвка, что с того? Разве Тед не знает, как просить прощения?
Тед оторвал взгляд от тарелки.
— Эй, что я такого сделал? — пробормотал он. — Почему все на меня так смотрят?
— Чем ты обидел Кэсси? — спросил его отец.
— А? Папа, почему ты не спрашиваешь, что она сделала мне? — Тед был расстроен, голос выдавал его чувства.
Мария чуть не заплакала. Ее сын, который несколько лет ни на кого не повышал голоса, проявлял эмоции. Пусть гнев, это все равно была эмоция, и с этого может начаться процесс излечения, который был ему так необходим.
— Ну, очевидно, что ты обидел ее, — заметил отец. — Кстати, из-за чего вы поссорились?
— Мы не ссорились. — Тед отодвинулся на стуле так резко, что разлил сок; его салфетка упала на пол. — Кэсси упряма как мул и ведет себя как ребенок. Ей всегда необходимо добиться своего! — Он встал и оглядел родных, в его лице определенно тоже было что-то ослиное.
— Знаешь, ты сам не очень-то повзрослел, — сказал дядя Эш. — С твоей стороны нечестно так строго судить ее. Вы оба дети, в самом деле.
Тед посмотрел на него и на остальных.
— Спасибо вам всем за единогласный вотум недоверия. Скажите мне только одно: почему все вы на ее стороне? Я буду чертовски рад, когда пройдут шесть месяцев и она исчезнет из моей жизни. — Тед стукнул по спинке стула с такой силой, что заболела рука.
— А до тех пор, сын, она — твоя жена. — Боб подавил смешок. — Ее нужно отвезти на работу, а она не станет умолять тебя об этом. Полагаю, я мог бы предложить подвезти ее. Или твоя мать могла бы это сделать. По крайней мере так никто в Мейсвилле не увидит, как она пешком идет на работу, пока ты угрюмо сидишь дома в обнимку со своей новенькой машиной.
— О черт. — Тед выскочил из столовой и побежал по лестнице, чтобы исполнить свой долг… и чтобы семья отвязалась от него. Он проклинал тот день, когда решил выручить эту рыжую соплячку. Теперь вся семья приняла ее сторону. Тед был почти готов признать, что ему нравится быть рядом с ней — до той ссоры. Она сделала все, чтобы он понял: ее не интересуют его мечты. Он будет джентльменом и отвезет маленькое отродье на работу, хотя она и не заслужила это. Но он, черт побери, вовсе не должен получать от этого удовольствие.
Тед постучал в дверь.
Нет ответа.
Тед постучал еще, громче.
Ответа не было.
Он распахнул дверь.
Кэсси стояла у дверей на балкон, спиной к Теду. Она переоделась в белую униформу; один локон уже выбился из-под шапочки и завился вокруг уха.
— Кэсси? — Его голос был холоден, как сталь в январский буран.
— Что? — Она не обернулась, ее голос был еще холоднее.
— Мне нужно ехать на лесопилку. Я подвезу тебя до работы, — сказал он твердо и начал закрывать дверь.
— Тебе не нужно на лесопилку, и я в любом случае собиралась идти пешком.
— Ты не пойдешь пешком. Вот так.
— Тед, прекрати. — Кэсси повернулась к Теду. Заплаканные глаза покраснели, тушь растеклась по щекам, оставляя темные полосы. — Наверное, Мария заставила тебя прийти сюда. Я знаю, что ты не хочешь везти меня. Я пойду пешком, а ты можешь убираться к черту. Или отправляйся туда, где собираются большие взрослые мужчины, когда мы, дети, идем на работу.
— Не будь дурой! — взорвался он.
— Я не дура! — Ее глаза сверкнули. — Это ты дурак. Солнце исчезнет с неба, а ты и не заметишь.
— Кэсси, я не стану спорить с тобой. Просто собирайся и спускайся вниз — я отвезу тебя на работу, нравится это тебе или нет. — Он погрозил ей пальцем. — Кстати, мама вовсе не заставляла меня приходить сюда.
— Я не верю тебе. Ты вежлив со мной только потому, что боишься своей семьи, — отрезала она. — Тебе наплевать на меня. Тебе наплевать на всех, кроме себя.
— Правильно. Только будь готова к восьми пятнадцати. — Тед хлопнул дверью так, что зазвенели стекла.
— Когда рак свистнет! — заорала Кэсси через дверь.
Ровно в четверть девятого Тед вышел из семейного офиса, расположенного над гаражом, и спустился в гостиную. За последний час он все равно ничего не сделал. Он сидел, положив ноги на стол и наслаждаясь тем, как восхитительное чувство гнева завладевает его телом и душой.
Он даже не подозревал, как приятно бывает сердиться, пока не начал анализировать, почему ему хочется порвать что-нибудь в клочья, бросить стеклянное пресс-папье в стену, отшлепать эту рыжую ходячую неприятность, которую он сам же привел в свой дом.
Он был рассержен почти так же сильно, как в тот день, когда это проклятое ружье убило его брата. Он вспомнил о том, как им было хорошо вместе, как они вместе набивали шишки, как смеялись вместе, и странное дело: вместо гнева умиротворение накрыло его, как теплое одеяло. Затем в его мыслях снова возникла Кэсси, и он разозлился. Как человек может быть спокоен в одну секунду и так зол в другую? Он слишком долго не испытывал никаких чувств и не мог сразу в этом разобраться.
