Шэрон Кендрик - Идеальный любовник
«Он не твой принц», — в который раз напоминала она себе.
Кэти поставила сумки на кухонный стол и вышла в сад, чтобы накопать с грядки немного картофеля.
Она так увлеклась, что не услышала шагов сзади. Неожиданно Ксавьеро обхватил ее за талию. Даже от такого невинного прикосновения она уже таяла в его руках.
— Ксавьеро… — выдохнула Кэти.
— Ты ждала кого-то еще? — спросил он и развернул ее лицом к себе.
— Я вся в земле.
Он смотрел на ее покрасневшие круглые щечки и на ясные глаза, сиявшие подобно голубым звездочкам. Она — прелесть. В ней нет ни хитрости, ни жеманства.
— Какая ерунда! — Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее.
Поцелуй затянулся… и картофелины, которые она держала, раскатились в разные стороны.
В доме Кэти едва успела вымыть руки, как оказалась в объятиях принца, который отнес ее в постель. Их страсть была такой ненасытной, словно они вот-вот расстанутся.
Потом, когда они лежали рядом, он поцеловал ее в макушку и, вдохнув запах шелковистых волос, прошептал:
— Удивительно… Это было удивительно. — Пальцы ласкали мягкую грудь. — Кто тебя этому научил?
— Ты, — прошептала в ответ она.
Он погрузился в сон, а Кэти прислушивалась к его размеренному дыханию и… тиканью будильника. О, как она ненавидела эти часы, безжалостно отсчитывающей минуты, которые они проводили вместе. Когда Ксавьеро был не с ней, стрелки двигались ужасно медленно, порой казалось, что они замерли. Но когда он находился рядом, время играло в жестокую игру и бежало стремительно. Обычно раздавался звонок мобильного телефона, напоминавший Ксавьеро, что пора уезжать, и он освобождался из ее жарких объятий, натягивал одежду и тихонько уходил. В конце переулка его терпеливо поджидал шофер, чтобы отвезти в отель.
— Почему ты не остаешься? — решилась спросить его Кэти в первую же ночь.
— Я не могу, — отрезал он.
Разомлевшая от наслаждения и нахлынувших чувств Кэти непонимающе взглянула на него. Она не уловила жестких, не допускающих возражения интонаций в его голосе и переспросила:
— Почему?
— Потому что провести всю ночь вместе означает вступить в серьезные отношения, а такого не может случиться. — Он приподнял ей подбородок и заглянул в глаза. — Это скомпрометирует нас обоих. Ты же знаешь — наша связь временная. Разве нет? Я ведь сразу тебя предупредил. Не так ли?
— Да, конечно, — ответила Кэти, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал.
По крайней мере, он ей не лжет, не внушает пустых надежд, не притворяется, что у них есть будущее… какое-нибудь совместное будущее. Ей нужно радоваться каждому восхитительному, немыслимому мгновению, а не предаваться несбыточным мечтам.
— Кэти? — Ксавьеро пробудился после недолгого сна.
Она повернулась к нему, и их глаза встретились.
— Что?
— Вот что. — Он просунул ее руку себе между ног, и она почувствовала его твердую, набухшую плоть.
— Снова? — задыхаясь, прошептала она.
— Si[4], снова.
Знакомый жар разлился у нее внизу живота.
— Так… скоро?
— Всегда. Всегда! Потому что ты сводишь меня с ума! Ни с одной женщиной у меня такого не было!
— А со мной? — Кэти водила губами по его шее, щекоча гладкую кожу.
— Dio mio[5] но я, кажется, тебя слишком хорошо обучаю, — дрогнувшим голосом ответил он, и… она оказалась лежащей поверх него.
Кэти чувствовала, как заполняется ее лоно. Они с Ксавьеро двигались в унисон, и все вопросы и сомнения потонули в сладкой волне наслаждения. Когда она в экстазе выкрикивала его имя, то этот крик шел из глубины души, от избытка любви к нему, а не только от чувственного восторга.
Позже, когда они встали и оделись, Кэти соорудила ужин, а Ксавьеро откупорил принесенную с собой бутылку красного вина. Разливая напиток в маленькие стаканчики, он с улыбкой проговорил:
— Одно из лучших мировых марочных вин, а мы наливаем его в… кружки для зубных щеток.
Кэти поставила на стол миску с помидорами черри, повернулась к нему и спросила:
— Принести бокалы?
Ксавьеро посмотрел на нее, и в эту минуту его охватило тоскливое желание навсегда переселиться в мир, который он никогда не знал. Где любая покупка подсчитывается, и ничто не покупается бездумно. Для него пить вино из таких стаканов — это все равно что пить его из блюдца. Но это у себя во дворце… А сейчас эти скромные стаканчики символизировали ту простую жизнь, которая была для него невозможна.
— Ничего не надо приносить — мне все подходит, — сказал он.
Кэти вдруг стало страшно. Что с ней будет, когда он уйдет из ее жизни? Она закусила губу и поспешно вышла в кладовку за масленкой. Она боялась, что ее страхи отразятся у нее на лице и отпугнут Ксавьеро.
За ужином она почти не притронулась к еде, но прекрасное итальянское вино выпила. Ей вдруг захотелось хоть что-то узнать о нем, о его жизни… королевской жизни. Они вместе уже несколько недель, а она совсем ничего о нем не знает.
— Расскажи мне о Заффиринтосе, — попросила она.
— Не сейчас, Кэти, — зевая, ответил Ксавьеро.
— Нет, сейчас, — настаивала она. — Почему ты не хочешь?
Он улыбнулся, любуясь прядью густых светлых волос, упавшей на румяную щечку. Она простодушная и искренняя. Для него это ново, и пока что ее наивность не раздражает. К тому же послушна и с таким желанием всему учится… Это качество не может не привлекать. Да если он попросит ее станцевать перед ним голой, чтобы усилить его сексуальное удовольствие, она сделает это не раздумывая!
Он решил отнестись снисходительно к ее просьбе:
— Что конкретно тебе хочется узнать о Заффиринтосе?
— Все.
— Но тебе ведь кое-что уже известно? Ты же заглядывала в Интернет, когда узнала, кто я.
Кэти покраснела, как маленькая девочка, которую застали в тот момент, когда она запустила пальцы в коробку с печеньем.
— Конечно, я смотрела…
— Кто бы сомневался. — Он усмехнулся. — И что ты прочитала?
— Ну, совсем не то, что хотелось.
— А что хотелось?
— Не знаю. — Кэти завернула крышку на баночке майонеза. — Например, какое у тебя было детство?
Если бы кто-то другой осмелился задавать ему вопросы личного характера, он, разумеется, отказался отвечать, но против Кэти трудно устоять — она сумела так мягко спросить.
— Мое детство состояло из двух половинок, — задумчиво произнес он. — Первая была сплошной идиллией. А потом умерла моя мать.
У Кэти сжалось сердце. Уж кто-кто, а она знала, что это значит, помнила боль утраты.
— И все изменилось? — прошептала она.
— Совершенно. Отец был безутешен. — Ксавьеро уставился в потолок. Горе отца научило его тому, как опасна излишняя чувствительность. Впрочем, как и состояние счастья — оно преходяще. — Отец старался забыться, занимаясь воспитанием моего старшего брата, готовя его к трону. Для меня это означало свободу, я увлекся верховой ездой и начал учиться игре в поло.
