Виталий Ковалёв - Любовь, любовь, любовь...
Мы лежали с Алиной на мелководье, повернувшись друг к другу. По лицу Алины бегали солнечные зайчики, вода искрилась на солнце. Волны с шипением перекатывались через нас, а некоторые из них накрывали нас с головой. А когда волны стихали, я видел, как у дна проплывали стайки быстрых мальков. Алина смеялась и смотрела на меня, но не совсем на меня, а чуть в сторону. Я протянул руку, взял её за подбородок и повернул лицо к себе.
А потом мы с ней побежали за дюны, в ивовые заросли.
— Виталик, тут должно быть синее покрывало.
— Вон синее.
Алина встала на покрывало и сняла трусики.
— Почему ты такая? — спросил я, глядя на неё.
— Какая?
— Вот здесь, — и я коснулся её.
— Отстань, щекотно! У всех девочек так. А как у тебя? Покажи.
Я спустил трусики.
— Я не вижу. Можно я потрогаю? — спросила она.
— Потрогай…
— Ты там такой смешной, — рассмеялась она.
— У всех мальчиков так.
— Смешной, — улыбалась она, и вдруг спросила: — А ты любишь клубнику с сахаром? У меня есть целая банка. Ты можешь съесть клубнику, а мне оставь сок. Я очень люблю сок.
Щурясь от солнца, я большой ложкой ел клубнику, а потом Алина выпила сок и облизнулась. В уголке её губ осталась капелька клубничного сока. Мне почему-то хотелось его слизнуть.
— Давай ляжем и будем смотреть в небо, — предложил я.
— Давай, — ответила Алина. — Ты мне расскажешь, какое сегодня небо.
Мы лежали на спинах, над нами было ровное-ровное голубое небо. А иногда казалось, что это голубая бездонная пропасть, и мы летим над этой пропастью…
— Какое оно? — прошептала Алина, — расскажи. Я так давно не видела небо.
— Оно голубое. И… оно чистое-чистое, гладкое, ровное…
— Это так красиво, правда? — сказала она.
Я посмотрел на небо, такое голубое, бездонное, и почувствовал, как красиво ровное, чистое, гладкое небо.
И тут я услышал, что Алина плачет.
— Что ты плачешь? — спросил я её.
— Я… я плачу… потому что мы с тобой умрём!
— Как? — прошептал я, потрясённый. — Разве мы умрём?
— Да. И нас не будет никогда-никогда. Все умирают.
— А, может, мы с тобой не умрём? Может, умирают только другие?
Она покачала головой. Мы лежали на спинах и плакали. Слёзы заливали наши лица, стекали к шее, ушам, капали на синюю подстилку. А мы всё плакали и плакали, нам было так плохо! Как ужасно, что мы умрём!..
Но зашумели на ветру заросли ивняка, за которыми мы лежали. И мы снова услышали голоса людей, крик чаек, шум моря. Солнце быстро высушило наши слёзы.
— Пойдём собирать тебе ракушки, — предложил я, вытирая глаза.
— А здесь бывает янтарь?
— Иногда бывает.
— Я бы хотела найти янтарь.
— Это трудно. Но я могу тебе помочь. Ты будешь разгребать ил, а я буду смотреть. Ещё ты можешь щупать ил руками. Почувствуешь твёрденькое — это янтарь.
Алина разгребала ил, а я искал янтарь, мне очень хотелось найти его для неё. И вдруг она с криком вскочила.
— Нашла! Нашла! — смеялась она, подпрыгивая.
Я поднялся и увидел, что в руке она держит кусочек чёрного каменного угля. Девочка была такой счастливой, так радовалась!..
Я посмотрел на её лицо и впервые заметил маленькие серёжки в её ушах. Они были в виде цветочков. Лепесток на одном цветке был сломан. Я увидел выпавшую ресничку на её щеке, и в уголке рта засохшую капельку клубничного сока и… две сахаринки. И ещё я увидел её браслетик с почерневшими ракушками.
Пенистая волна с шипением разлилась за ней по песку, и я подумал, что могу спокойно протянуть руку и толкнуть её в эту воду… Она упадёт… Она даже не увидит, что я протянул руку. И я протянул руку и… выбил уголь из её руки.
— Это простой уголь, — сказал я. — Давай искать.
— Я не найду, — сказала она, прикусив губу, слёзы выступили на её глазах, — я никогда не найду, потому что я слепая!
— Я помогу тебе, вот садись, трогай травку рукой, ищи…
Алина вдруг посмотрела на меня. Вернее, она посмотрела не на меня, а куда-то влево за моё плечо. Я взял её лицо и развернул к себе. Теперь она смотрела в мои глаза.
— Я тебя вижу! — прошептала Алина.
— Ты выздоровела?! Ты стала видеть?
— Нет, всё чёрное, но я вижу тебя!
— Какой я?
— У тебя тёмные волосы… И ещё…ты такой хороший! — сказала вдруг она, улыбнувшись, — да, ты очень хороший!.. И ещё… ты такой смешной!
— Дай руку, — сказал я ей, — мы будем искать вместе. Щупай травку.
— Я никогда не найду!
— Найдёшь, — ответил я и вытащил из кармана шорт мой большой, драгоценный янтарь.
Я смотрел на янтарь… он был такой красивый… такой красивый!.. А потом посмотрел на Алину, на её странные серые глаза, на сломанную серёжку, на капельку сока у её губ и… положил янтарь на ил. Он был такой большой и красивый. Я никогда ещё не находил такого…
— Дай руку, — сказал я Алине, — сейчас ты найдёшь янтарь.
— Найду?
— Да, я тебе помогу. Щупай ил, давай ищи чуть дальше, ещё немного… Сейчас ты найдёшь… Он такой красивый!.. Он как солнце! Ещё чуть-чуть, вот… ты уже почти его нашла… Алина, бери его…
Замысел.
Морские волны далеко выкатываются на пустынный берег, пена шипит, искрится на негреющем, осеннем солнце. Волны заливают впадины на берегу, образуя маленькие острова, материки и сверкающие на солнце моря, в которых отражаются налитые дождём, тяжёлые тучи.
Я один стою на продуваемом ветром берегу моря. Никого вокруг. Уже давно я нахожусь в состоянии межрассказья, когда так трудно даётся начало новой истории. Но, сегодня, то и дело, смутно видится какое-то детское лицо, блеск незнакомых глаз и слышится чей-то голос…
… Я вошёл в тёмную комнату, отодвинул, раздуваемую ветром занавеску и закрыл окно. В комнате прохладно. Ослепительно сверкнула молния, и показалось, что над домом раскололось небо. Капли дождя застучали по стеклу ещё громче, и сильнее зашумело море. Маленькая Вероника не спит, лежит в кровати и смотрит в окно большими, испуганными глазами.
— А к нам не придёт большая волна? Она не смоет наш дом? — спрашивает она, прислушиваясь к шуму моря.
— Таких больших волн здесь не бывает, — успокаиваю я её, а сам с удивлением думаю, а ведь и я в детстве боялся большой волны, которая вздымается, растет на горизонте, движется стеной и грозит разрушить мой дом! Как я понимаю тебя, Вероника!
— Я хочу к вам с мамой, хочу к вам посерединке. Я буду тихо лежать.
— Ты придёшь утром, — говорю я, целуя её душистые после купания волосы, — придёшь, когда я позову, а не так, как сегодня. Слышишь? И не смейся!.. Видишь, ты же большая девочка, — говорю я с улыбкой и выхожу, прикрыв за собой дверь.
